marss2 | про художника Дега

"Дега был странен в выборе сюжетов: наряду с танцовщицами парижской Оперы он рисовал обычных проституток", - это откуда-то из розового отрочества воспоминание, от откровений экскурсоводов ГМИИ.
Дега, конечно, не был странен, потому что именно парижская Опера была главной кузницей кадров в парижский элит-эскорт девятнадцатого века.

Бедных девочек отдавали в фактически бесплатную школу балета с перспективой фактически бесплатной карьеры (даже этуали парижской Оперы зарабатывали в те времена меньше, чем модистки), конечно, с единственной целью: найти, если повезет, богатого покровителя.

Эти поиски начинались девочками лет буквально с десяти (rat de l'Opéra - погибшее, но милое созданье, острые плечики, острые локти, лысенькая горжеточка, порочной синевой обведенные глазки - это все о совершенных ещё детях).
Как водится, везло оперным крыскам в проценте случаев, укладывающемся в статистическую погрешность, большая часть их из танцкласса и тютю прямо шла на панель, а по выходе из возраста - в гнусные оперные подземелья, билетершами, ключницами, подметалками, поломойками (лучшие страницы "Призрака Оперы" Леру - о них, несчастных).
Мечтой любой танцовщицы было оказаться по ту сторону рампы.
Впрочем, эталоном нравственности не был и зрительный зал: выбившиеся в люди куртизанки использовали театральные ложи как авантажные позиции для демонстрации своей красоты и туалетов, вызывающе ярких и откровенных именно в это время недавнего изобретения анилиновых красителей.

Назначение свидания и договоры об оплате осуществлялись при помощи цветочно-букетного алфавита, кроме камелий любимы были розы и лилии, а также ирисы, означающие запрос или согласие на не вполне ортодоксальные услуги.

Вообще же по стилю одежды верную супругу и добродетельную мать было подчас не отличить от камелии (половина французских водевилей той эпохи построена именно на этом ляпсусе), а потому благородным дамам не рекомендовалось ходить по театрам, кафе и танцулькам (разве что в сопровождении мужа или во время карнавала, когда можно было скрыться под маской - от скандала, но не от возможной сексуальной агрессии).

Сорванная маска становится завязкой романа Бальзака: Растиньяк по одному присутствию Эстер на маскараде догадывается о её настоящей профессии, впрочем, была бы Эстер и настоящей маркизой, посещение ею бала не прошло бы бесследно для её репутации.

Горькая фраза Настасьи Филипповны "а что я в театре-то во французском, в ложе, как неприступная добродетель бельетажная сидела, так это всё дурь меня доехала" - имеет вполне конкретный смысл - "добродетелью" бельэтажной та стала именно благодаря покровительству гадкого Тоцкого, без него была бы с той стороны.
Впрочем, путь в эскорт лежал не обязательно через батманы и плие танцкласса.
В Париже процветали варьете и кафешантаны, певичек в которые набирали по единственному принципу их эффектности в неглиже.
Нана у Золя, начинавшая красоткой кабаре, не имела ни голоса, ни слуха, но неплохо смотрелась в полупрозрачной сорочке со своими щедрыми телесами и рыженькими кудряшками под мышками - а каких высот достигла.