Из фэйсбука Джона Шемякина
Jun. 29th, 2014 04:10 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
marss2С началом Первой мировой войны интеллигенты кинулись помогать Отечеству. И одна из очевидных дам интеллигентного духа К. А.П. выступила через печать с призывом брать к себе на квартиры легкораненых солдатиков из госпиталей. Побольше брать. Чтобы не только помогать выздоравливать, но и самим облагораживаться в меру сил. Превратим наши квартиры в приюты взаимного искреннего благодеяния и прочее. По замыслу активистов, набрав к себе "побольше" солдатиков, интеллигенты начнут по-иному чувствовать жизнь, отринут декадентскую тоску, научатся общаться с народом.
Картины рисовались самые идиллические.
Сидят за одним столом у самовара (сухой закон уже действует) профессор П. и рядовой обозник Ш. и беседуют. Родные профессора тут же по бокам сидят и впитывают. В семье профессора наступает оздоровление.
Дочь перестает злоупотреблять эфиром.
Сын возвращается в русло традиционных ценностей.
Сестра отказывается писать порнографические стихи.
Племянник переходит от суицидальных выходок к гимнастическим упражнениям на балконе.
И все это происходит под добрым взором простого русского мужика, вековечного хранителя мудроты и заповедей.
Вместо кокаиновых выходок и визгов - липовый мед и опрятная беседа про духмяные луга.
Или систему Коперника.
Или все гурьбой кинутся объяснять солдатику природу и свойства электричества с атомарной теорией.
Профессор уплотняет свое жилище, начинает думать о скромности быта, вспоминает корни.
Солдатик в накладе тоже не остаётся.
Ему достаётся от профессора просвещение, сведения практического свойства по санитарии, граммофон с "Паяцами", раскрытие горизонтов и стрижка ногтей.
Ничего из этого не получилось. И дело не в гипотетических интеллигентах. Эти были готовы назвать к себе хоть роту. Солдатики не спешили на жительство к академикам.
Самая распространённая причина отказа, зафиксированная по московским госпиталям осени 1914 года, внушает мне восторг. Солдаты говорили твёрдо: "Не пойдём! Общество там не то... Вот у нас тут общество, а у тех одно на уме, известно что".
Помимо отсутствия приличного общества в московских академических кругах, солдат беспокоила гигиена профессорского быта. Наличие клозета в шаге от кухни казалась бойцам чрезмерной экзотичностью, граничащей со скотством.
Ездовой Бугримов показал на допросе по факту кражи им двух портсигаров из квартиры приютившего его приват-доцента Иванницкого: "Считаю дело своё верным. Я - человек определенного рода, мне так положено. Хозяева взяли за обыновение сажать меня за стол. Знают, что мне конфузно с ними, а иначе не кормят. А когда я заявил, что за скатертью мне есть невозможно, то стали относить мне еду в комнату, как арестанту. А потом начали просить им петь и играть на инструменте. Каждый вечер принуждали к игре и говорили со мной о вопросах, которые мне казались страшными...Запретили курить...Счастлив, что все обошлось благополучно для всех и я скоро пойду воевать".
Картины рисовались самые идиллические.
Сидят за одним столом у самовара (сухой закон уже действует) профессор П. и рядовой обозник Ш. и беседуют. Родные профессора тут же по бокам сидят и впитывают. В семье профессора наступает оздоровление.
Дочь перестает злоупотреблять эфиром.
Сын возвращается в русло традиционных ценностей.
Сестра отказывается писать порнографические стихи.
Племянник переходит от суицидальных выходок к гимнастическим упражнениям на балконе.
И все это происходит под добрым взором простого русского мужика, вековечного хранителя мудроты и заповедей.
Вместо кокаиновых выходок и визгов - липовый мед и опрятная беседа про духмяные луга.
Или систему Коперника.
Или все гурьбой кинутся объяснять солдатику природу и свойства электричества с атомарной теорией.
Профессор уплотняет свое жилище, начинает думать о скромности быта, вспоминает корни.
Солдатик в накладе тоже не остаётся.
Ему достаётся от профессора просвещение, сведения практического свойства по санитарии, граммофон с "Паяцами", раскрытие горизонтов и стрижка ногтей.
Ничего из этого не получилось. И дело не в гипотетических интеллигентах. Эти были готовы назвать к себе хоть роту. Солдатики не спешили на жительство к академикам.
Самая распространённая причина отказа, зафиксированная по московским госпиталям осени 1914 года, внушает мне восторг. Солдаты говорили твёрдо: "Не пойдём! Общество там не то... Вот у нас тут общество, а у тех одно на уме, известно что".
Помимо отсутствия приличного общества в московских академических кругах, солдат беспокоила гигиена профессорского быта. Наличие клозета в шаге от кухни казалась бойцам чрезмерной экзотичностью, граничащей со скотством.
Ездовой Бугримов показал на допросе по факту кражи им двух портсигаров из квартиры приютившего его приват-доцента Иванницкого: "Считаю дело своё верным. Я - человек определенного рода, мне так положено. Хозяева взяли за обыновение сажать меня за стол. Знают, что мне конфузно с ними, а иначе не кормят. А когда я заявил, что за скатертью мне есть невозможно, то стали относить мне еду в комнату, как арестанту. А потом начали просить им петь и играть на инструменте. Каждый вечер принуждали к игре и говорили со мной о вопросах, которые мне казались страшными...Запретили курить...Счастлив, что все обошлось благополучно для всех и я скоро пойду воевать".
