Отношения с националистами в Киевском подполье

[marss2]

Как и большевики, националисты (в городе Киеве это были преимущественно не бандеровцы, а мельниковцы), проникали в оккупационные органы власти и другие учреждения.
В начале оккупации членам ОУН А.Мельника удалось сформировать городскую управу, полицию, создать в Киеве структуры Украинского Красного Креста и взять под свой контроль Союз писателей, газету «Українське Слово», многие культурно- образовательные, хозяйственные и экономические объекты города.

По мнению Тараса Курыло, украинские националисты Киева объединились и проводили свою работу вокруг трех основных центров: городской управы, Автокефальной Православной Церкви и высших учебных заведений города21.
С одной стороны мельниковцы демонстрировали лояльность к немцам, а с другой проводили деятельность (в том числе нелегальную), направленную на создание украинского государства, что явно не входило в планы захватчиков.
Обеспокоенные деятельностью ОУН Мельника, нацисты с декабря 1941 года начали аресты и расстрелы украинских националистов.
До марта 1942 г. легальные и подпольные структуры мельниковцев были практически разгромлены.
Обстоятельства военного времени затрудняли установление принадлежности тех или иных лиц к коллаборантам либо подпольщикам- оуновцам.
Из документов видно, что большевики (иногда сознательно, иногда по неведению), сообщая о националистах, не проводили границы между украинскими националистами и украинскими полицаями, которые носили на рукаве желто-голубую повязку, могли говорить по-украински, но были обычными коллаборационистами и не имели никакого отношения к националистическому подполью.
Тем более, при контактах с оуновцами советские подпольщики не утруждали себя выяснением того, к какой фракции ОУН принадлежат эти люди: к ОУН Мельника или ОУН Бандеры.

Ниже приводится документ, в котором как раз трудно однозначно установить, о ком идеть речь, о коллаборационистах или националистах, о бандеровцах или мельниковцах.
Тем не менее, этот документ помогает осознать атмосферу соперничества между просоветски и националистически настроенными группами населения:

«Одновременно мною было доложено о тяжелейших невыносимых условиях и обстановки в Ружинском, Попельнянском и Вчорайшанском р-нах [Житомирская область – Авт.], так как эти районы являлись местом сосредоточения всего сброда украинских западноукраинских националистов [так в тексте – Авт.] после того, как они были разгромлены немецким гестапо.
Работать нам в эти условиях было очень трудно и рисковано, так как все ответственные должности начиная с сельского и кончая районным руководством были заняты националистами.
Эти националисты все средства борьбы повели против советского актива, тем более против членов партии, как факт в Верховне банда националистов... захватила спущенных советских парашютистов в Коробчиеве и сдали их немецкому Гестапо.
Они же арестовали нашего подпольщика тов. Рыбак, сдали его в Гестапо...
При обсуждении работы в этих районах я выразил свое мнение, что там можно держать только подпольные диверсионно-террористические группы, а людей завербованных в партизанские отряды вывозить из националистических районов в советские районы, как Макаров, Малин, Бородянка, Иванков и др. [преимущественно Киевская область – Авт.]
Соображения мои были таковы, что если бы мы начали восстание, то надо было бы уничтожить всех националистов, а немецкая пропаганда использовала бы этот факт… что партизаны уничтожают украинское население.
В одной Макаровке было около 250 семейств украинских националистов…
По прибытии начальника санитарной части тов. Мулихина из разведки, я вместе с Дивониным имел встречу в Андрушках.
Мулихин решил зайти по делу в с. Паволочь, где провокатор, голова колгоспу «Маяк» с бандой националистов схватил Мулихина, сильно избили и в полумертвом состоянии положили на воз и доставили в Гестапо.
Тов. Мулихин был расстрелян»

Несмотря на немецкие репрессии, с мая 1942 г. в отчетах немецкой полиции снова отмечается активизация националистов.
В частности, отмечалось, что оуновцы проникают в органы местного самоуправления, церковные структуры, учебные заведения, редакции легальных периодических изданий и информационных служб, которые используют для своей агитации.
Свои главные усилия они направляли на привлечение интеллигенции и молодежи.
В немецких отчетах указывалось, что под заметным влиянием мельниковцев в Киеве находился педагогический институт, а также «Научный кружок», созданный якобы для научных исследований, а на самом деле занимавшийся националистической и антинацистской пропагандой.

Причем главной темой антинацистской агитации становится призыв к уклонению от отправки рабочей силы в Германию.
Отношение советской власти и, соответственно, советского подполья к украинским националистам было однозначно негативным.
Одной из задач, стоявших перед коммунистами-подпольщиками, был сбор информации о националистическом движении, составление списков националистов, а также их физическое уничтожение.

Например, один из составленных киевскими подпольщиками списков членов Организации украинских националистов (ОУН) после освобождения Киева частями Красной Армии в ноябре 1943 г. был передан начальнику «Смерша» 63-й стрелковой дивизии подполковнику Кутяпкину.
Согласно этого списка было арестовано около 30 подозреваемых в национализме23.
Именно как националиста террористическая группа подпольного горкома компартии 29 ноября 1941 г. убила киевского профессора Ревуцкого24.
Идеологические битвы между большевиками и националистами проходили в гидромелиоративном институте.
В отчете о подпольной работе Сталинского райкома партии и в показаниях участника событий А. Подвласова это столкновение описывается так:

«В то время в Гидромелиоративном институте распространилось националистическое влияние студентов, приехавших из Западной Украины.
Во главе со студентом первого курса Омельчуком, эта группа пыталась завоевать студенческую молодежь, призывая ее бороться за создание украинской националистической власти.
Их девиз был – «Против немцев и против советов, за свободную и независимую Украину».
Группа комсомольцев под руководством Подвласова и Кожемяки [из восьми человек – Авт.] организовала борьбу против националистов-западников, разъясняя молодежи вредность националистических взглядов...25
Некоторое количество студентов… поддалось на эту удочку и участвовало в их вечеринках.
Мы не замедлили послать туда людей, чтобы знать, чем же они привлекают массы.
Когда наши люди побывали там, мы увидели, что борьба с ними будет нелегкая, но и не тяжелая.
Серьезные студенты только лишь прислушивались к ним, но за ними не пошли, на их вечера не ходили.
Ходили туда девушки, искательницы легких приключений...
Вечеринки они устраивали на частных квартирах, с танцами, выпивкой, легкой закуской изысканного вида, и под шумок велись разговоры, как было бы хорошо, если бы не было немцев, а свои «украинские власти»...
Начали делать так: прежде всего стали разъяснять в частных разговорах с группами студентов, что… эти западные украинцы мало чем отличаются от немцев, что если бы не было немецкого фашизма, так был бы украинский фашизм, который бы также расстрелял всех украинцев, и не пожалел бы и украинцев советской ориентировки.
Пришлось раздобыть из библиотеки института… книгу товарища Сталина: «Марксизм и национальный вопрос», там есть статья о скрипниковщине...
Идейная подготовка в этом отношении у нас была очень слабая, мы не знали деловой сути украинского национализма…
Не замедлил представиться случай, который мы использовали, чтобы дать им генеральный бой…
1-го января 1943 года. Группа студентов выразила такую мысль, что не плохо было бы потанцевать, устроить что-то вроде елки… мы решили, что в особых целях этот вечер нам пригодится.
Роли были распределены точно; кто, где садился в зале, чтобы наша прослойка была везде…
Стычка произошла в таких условиях, что о ней трудно даже рассказать. Танцевали. В одном углу украинская группа затянула гимн «Ще не вмерла Україна». Тогда один комсомолец подходит к пианино и начинает играть фокстрот «Му-му», и все пошли танцевать. Таким образом, сорвалась их попытка взять гимном торжественную тишину...
Тогда один из этой группы подбегает к играющему и захлопывает крышку пианино по его рукам. Со словами: «Тут московські пісні нічого грати – більшовицькі наймити».
В это время раздается звонкий девичий голос: «Кто из нас наймиты и чьи еще неизвестно». Я до сих пор не знаю, кто это сказал. Водворилась мертвая тишина… Чувствовалось, что вот-вот он ударит того, что играл.
Тогда я подошел к ним и сказал: давайте выйдем в коридор и поговорим спокойно... Они вышли и я вышел. Я оказался припертым к перилам.
Я не боялся, что они меня ударят, но ощущение было неприятное.
Я говорю: что ты хочешь.
Они говорят: «Чтобы здесь не было большевистской агитации».
Я говорю: «Разве корова это большевистская агитация».
«Почему же вы не пели наш гимн».
Я говорю, что мы его никогда не слыхали, хоть я украинец и люблю свою родину
«Какой же ты украинец, если ты был под большевиками».
Тогда я ответил: «Кто же украинцы – большинство ли, которые жили здесь или кучка, которая жила в лесах [в] западных областях»...
Они не выдержали, махнули рукой и пошли.
Я вошел в зал.
Одна группа пела «Москва майская», на пианино играли «му-му»…
После этого вечера почувствовалось отчуждение этой группы студентов.
Если до сих пор они были «хорошими и милыми со всеми», то теперь даже стул девушке не уступали, если она не их круга»
.
Несмотря на крайнюю взаимную враждебность, реалии «нового порядка», тяжелые условия существования как советского, так и националистического подполья вносили в эти отношения некоторые коррективы, заставляя и тех, и других проявлять гибкость, мирно сосуществовать и в отдельных случаях даже

сотрудничать друг с другом.
Донесения двух советских подпольщиц-связных упоминают о связях коммунистов и националистов:
«Гейко до мозга костей националист. Там их целая группа, с которой мы также немножко связались»

 «Когда только немцы вошли в Киев, то появилось много украинских националистов, которые мечтали о «самостийной» Украине. Немцы их разгромили, большинство этих самостийников были расстреляны. Сейчас многие из них присоединяются к нашим и готовы даже идти в партизаны»

 НКГБ УССР после войны установило, что членом подпольной партийной группы системы Подольского райжилуправления был начальник отдела горжилуправления Матяшевич, который являлся «активным националистом».
В связях с неким «Киевским националистическим центром» обвинялся член КП(б)У, бывший чекист, организатор и руководитель подпольной группы на заводе имени Дзержинского Борис Загорный29.
Судя по его показаниям, и другие члены разветвленной советской подпольной организации «Смерть немецким оккупантам», включая ее руководителя Г. С. Кочубея, имели контакты с националистами30.
Нельзя также исключать, что и в оуновское подполье проникали просоветски настроенные элементы.
Руководитель диверсионной группы НКВД И. Кудря случайно встретил в Киеве выходца из Западной Украины некоего Степана (фамилия неизвестна), который до войны был арестован как украинский националист, а следствие по его делу вел Кудря.
Теперь этот человек работал переводчиком у шефа полевого гестапо. Степан узнал Кудрю, понял, что он находится в тылу немцев неспроста, и мог его выдать.

Однако, Степан сказал: «я Вас могу сейчас выдать, но я этого не сделаю...
У немцев я работаю, но не на пользу их, а на пользу нашего дела».

Трудно сказать, по идейным соображениям или по другим мотивам, но Степан не только не выдал Кудрю, но и предоставлял ему важную секретную информацию31. Водораздел между двумя идеологическими антагонистами иногда пролегал прямо через семьи.

Так, Петр Ионович Перевертун, уроженец Киевской области, был членом партии и помощником начальника оперативного отдела штаба 10-й танковой дивизии. После немецкого плена вернулся в Киев и стал участником советского подполья.
По направлению Г. Голеца ушел в партизаны, был назначен командиром Киевского, а затем Ленинского партизанского отряда.
А вот его брат Григорий Перевертун, беспартийный, до войны работал бухгалтером столовой на заводе «Ленинская кузница», принадлежал к ОУН Мельника. При немцах он стал председателем оргбюро Вукоопспилки (Всеукраинской кооперативной спилки – легальной кооперативной организации при немцах) в Киеве. Эта организация стала одним из центров деятельности мельниковцев.
Кроме того, Григорий приютил брата в своей квартире, выделив ему отдельную комнату, куда часто приходили участники большевистского подполья.
То есть, фактически, квартира украинского националиста стала явочной квартирой большевистского подполья.
Григорий несколько раз помогал советским подпольщикам необходимыми продуктами и документами, позволял брату и его соратникам слушать советские радиостанции на своем приемнике. 2 марта 1943 года Григорий Перевертун был арестован нацистами и вскоре расстрелян.
Его брат Петр скрывался на разных квартирах в Киеве, а затем ушел к партизанам.
По мнению Петра, он был повинен в гибели брата Григория, так как гестапо вышло на их квартиру из-за его деятельности в советском подполье.
После возвращения советской власти Петр Перевертун вынужден был отчитаться не только о своей деятельности во время оккупации, но и давать показания о своем брате.

Заключение.
Таким образом, национальные отношения оказывали заметное влияние на деятельность подпольщиков.

В борьбе за влияние на местное население советское подполье вступило в идеологическое, а иногда и вооруженное, противостояние с Организацией украинских националистов.
Однако, экстремальные условия оккупации, немецкие репрессии принуждали коммунистов и националистов идти на определенные формы взамодействия.

Подводя итоги, следует отметить, что вследствие трагедии Бабьего Яра количество советских подпольщиков еврейской национальности было невелико.
Вместе с тем, в борьбе с фашистами они продемонстрировали активность, отличались смелостью и находчивостью.

http://webcache.googleusercontent.com/search?q=cache%3ATvfWpnlph7EJ%3Aeadnurt.diit.edu.ua%2Fbitstream%2F123456789%2F3863%2F1%2FSlobodyanyuk.pdf+&cd=1&hl=en&ct=clnk&gl=ru