![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
marss2Джоанна Стингрей, знаковый человек для русского рока 1980-х, энтузиастка, соединившая практически изолированный мир ленинградского рока с «большой землей» рока западного, на днях выложила на своем сайте архив фотографий своей жизни в СССР. Посиделки в ванне с БГ, Виктор Цой в футболке MTV, размалеванный гуашью Кинчев — все это уже разлетелось по блогам и соцсетям олдскульных фанатов. Rolling Stone вспоминает свой материал о Джоанне, вышедший в 2005 году.
*******
В России Джоанну Стингрей помнят как чудаковатую иностранку со странной прической, произносящую со смешным акцентом легендарное «Не надо мусорить». Про пластинку «Red Wave», которая появилась 15 лет назад и показала, что в Стране Советов существует рок-н-ролл, сейчас вспоминают только те, для кого еще была актуальны слова «коммунизм», и «великое будущее всех трудящихся». Прежде всего о «коммунизме», «Red Wave» и «трудящихся» помнит сама Джоанна Стингрей, складывая почти нереальные сказки-страшилки о том, что ее и Гребенщикова «вел» с одного из рок-клубовских концертов настоящий агент КГБ. В конце прошлого года Джоанна в очередной раз приехала в Россию с любовью: ей страшно хотелось повидаться со старыми друзьями, ну а корреспондент Rolling Stone решил составить американской активистке русского рока компанию.
Стена Цоя
Мы договорились встретиться с Джоанной на Арбате, у стены Цоя, куда она должна была подойти после визита в Мавзолей Ленина — Стингрей решила сводить на экскурсию свою восьмилетнюю дочь Мадди. Из синего «мерса» последовательно выгружается сама Джоанна, экс-президент ее российского фэн-клуба Люда, постоянный гитарист Мэтт. Последней вылетает маленькая комета Мадди в смешных леггинсах с ромашками. Нынешняя Стингрей за пятнадцать лет почти не изменилась — такая же стройная, улыбчивая, немного настороженная.
Такую же стабильность она находит и в физической форме Ленина: «Вроде не изменился совсем. Вот Мадди, кажется, немного испугалась. Правда, она уверена, что видела куклу». Пока Джоанна с дочкой позирует фотографам у стены, мы с Мэттом прогуливаемся вдоль нее. Гитарист интересуется: «Это настоящая улица Цоя? Здорово, что московское правительство так любит рок-музыку». Чуть позже Джоанна просит: «Слушай, а ты не можешь достать телефон Кинчева? Я бы очень хотела пообщаться с ним, а еще с Федей Бондарчуком». Для Кинчева она когда-то сняла два клипа, а логотип «Алисы», по красивой легенде, нарисовал сам Энди Уорхол, которому Стингрей дала послушать записи группы. Позднее она возила к Энди всю ленинградскую богему, а в качестве подарка Гребенщиков, Тимур Новиков, вездесущий Африка, Олег Котельников, Цой и Курехин получили по банке супа «Кэмпбелл». С молодыми клипмейкерами Джоанна тусовалась в лучших местах того времени — «Сохо», «Пилоте», однако о тех временах сейчас уже никто не вспоминает. Алкогольные пары давно выветрились, а снятые клипы пылятся где-нибудь по соседству со старыми VHS, на которых записаны музыкальные передачи Джоанны. Звоним Кинчеву: «Константин, привет. Тут Джоанна Стингрей приехала, повидаться хочет. Можно ей ваш телефон дать?» Усталый голос на другом конце трубки: «Не волнуйтесь, она же американка, сама уже все нашла. Я бы повидался, но сегодня на гастроли уезжаю». Не получилось и с Бондарчуком. Стингрей грустно сообщает: «Тоже занят, кино снимает».
Красная волна
История проникновения главной шпионки рок-н-ролла в СССР довольно проста. Вопреки устоявшемуся мнению, Джоанна вовсе не богатая наследница. Ради благополучной жизни в Лос-Анджелесе и учебы в Беверли-Хиллз ее мать вкалывала на двух работах сразу. Одноклассники Стингрей тем временем уже катались по всему миру, а ей удалось выехать за пределы Штатов только в университете. И сразу — в Россию, куда Джоанну позвала сестра, заявившая, что поездка обойдется всего лишь в 300 долларов. Сейчас Стингрей вспоминает об этом с улыбкой: «К тому моменту я уже вовсю интересовалась роком. Виноват был мой первый парень, который спекулировал билетами на концерты и водил меня на самые важные группы. Я всегда стояла в первых рядах: на шоу Ramones в меня летела слюна Джои, на сейшне Игги Попа — кровь от его рассеченной бутылкой груди». У подружки Стингрей была сестра, муж которой (некто Фалалеев — человек, тусовавшийся с «Аквариумом») дал Джоанне координаты своего питерского друга, узнав, что девочка едет в СССР. Так все и началось. Она была и безбашенной партизанкой, передающей информацию через линию фронта, и «Колумбой из Америки» (как назвал ее лидер «Нате!» Слава Задерий), ставшей объектом подражания для странных девиц с рабочих окраин. Пик успеха Джоанны — это появившийся ее стараниями двойной альбом «Red Wave — 4 Underground Bands From The USSR». В Америке пластинка с записями «Аквариума»,«Алисы», «Кино» и «Странных игр» вышла тиражом 10 тысяч экземпляров на малоизвестном лейбле Big Time, довольно быстро попав в отделы виниловых «стоков». И все равно Стингрей была счастлива: «Этот диск просто показывал, что у вас тоже есть рок-музыка, тоже есть живые люди. Из тех групп мне очень нравились «Странные игры», поскольку в Америке был очень популярен стиль ска. «Кино» я ставила своим друзьям, и они, не понимая слов, осознавали, какая сила есть в их музыке».
Исходники для «Red Wave» Джоанна вывозила в сапогах, под подкладкой тяжелой кожаной куртки, среди нарочно скомканных вещей. ГУЛАГ Джоанне не грозил при любом раскладе, однако права на въезд в СССР ее могли запросто лишить. Как только пластинка вышла в свет, поднялся шум о якобы попранных интересах музыкантов, а больше всего бесновалось Всесоюзное агентство авторских прав (ВААП). Между тем зарегистрирован в нем был только Гребенщиков, да и то как кино- и театральный композитор. Стингрей все-таки отказали в праве на въезд, но она вышла на журнал «Огонек», через который принесла абстрактные извинения, и конфликт быстро замяли. Позже Джоанна перечислила в ВААП пятьсот долларов, ни цента из которых до оберегаемых агентством артистов, конечно же, не дошло. Получилось так, что инцидент доставил массу неприятностей Стингрей, но сыграл на руку русскому року в целом — государственная фирма «Мелодия» стала ударными темпами печатать пластинки молодежных героев Москвы и Питера, а сама Джоанна оказалась одной из самых раскрученных персон времен перестройки.
Спасо-Андроников монастырь
Часов в семь вечера фланируем у центрального входа в монастырь под афишей «Иконы из частных собраний». Первым подъезжает Александр Липницкий (бывший басист «Звуков My»): «Звонила Джоанна, она, естественно, попадав пробку и опаздывает, пойдемте пока внутрь. Такая выставка последний раз проводилась тридцать лет назад — здесь были иконы из коллекций Солоухина, Костаки. Кстати, однажды мы с Джоанной проделали интересный обмен. Я ей икону, а она мне видеокамеру. Когда из России уезжала, будучи девушкой решительной, ничего с собой не взяла, а икону попросила передать в хорошие руки. Я отдал ее в домовую церковь Суворовых на Никитских воротах». Успеваем осмотреть экспозицию почти полностью, и только тогда появляется Стингрей вместе со своей маленькой свитой. Слушаем экскурсию Липницкого уже во второй раз, теперь уже по-английски. Джоанна изредка кивает, вопросов почти не задает. Липницкий, подыскивая нужные слова, неожиданно переводит название иконы с изображением Сергия Радонежского, оперируя именем Сергея «Африки» Бугаева, а в случае с Владимиром Красное Солнышко пользуется знакомым Стингрей термином «Red Wave» и незнакомым «Red Sun». На выходе из монастыря нам становится понятно, что долгожданная беседа со Стингрей опять не состоится, потому что все устали и едут в гостиницу.
«Б2»
Полдень следующего дня, репетиция Джоанны и ее группы в клубе «Б2». Мэтт на акустической гитаре, а на басу и барабанах — соответственно Михаил Прокушенков и Николай Балакирев (оба из группы «Серьга»). Стингрей сидит на высоком табурете в лыжном свитере и джинсах, а перед ней бегает Мадди в обнимку с плюшевым лисом. Когда Джоанна ловит нужное настроение, она начинает петь что-то в стиле то ли Патти Смит, то ли Джони Митчелл. Отыграв небольшой сет утяжеленного гитарного фолка, музыканты берут тайм-аут. Джоанна вроде бы не устала, но общение снова приходится откладывать. Когда-то Стингрей любила яркие, странноватые акции и умела их проводить. Чего стоит конкурс «Один день с Джоанной», победитель которого приезжал Москву, обедал в «Макдоналдсе», гулял по столице, посещал кегельбан и ужинал в «Пицца-Хат». Что-то от того советского драйва осталось и сегодня: на предстоящей вечеринке будут выставлены костюмы Джоанны, а также состоится конкурс двойников певицы под названием «Стингрешки» (призы — матрешки с изображением героини вечера). Говорю Джоанне, что она мне всегда чем-то напоминала Дебби Харри, но не ту, с обложек «Eat To The Beat» или «Hunter», а нашу, адаптированную, из журнала «Америка». Стингрей смеется: «Ты про мою прическу? Ну, с ней все просто: я просто очень хотела иметь светлые волосы, но боялась стать персонажем анекдота про блондинок. У нас принято говорить, что вместе с прической ты меняешь голову, так что я перекрашивалась постепенно. Таким образом и собственный стиль выработался. Когда я встречалась с Гребенщиковым, у меня было выкрашено по три полоски с каждой стороны и висело страшное количество сережек». Тут же пересказываю Стингрей историю про то, как многие считали, что она носит черные очки из-за какой-то глазной болезни. Джоанна заразительно смеется: «Ну ничего себе! Тут все еще проще, чем с волосами. С детства ненавидела мейкап, а как красить глаза, вообще не знаю до сих пор. Как это — водить карандашом по глазам?! К тому же в пятнадцать-шестнадцать лет мы были одними из самых отъявленных хулиганок в Беверли-Хиллз, ну а какая хулиганка без черных очков?» Уверяю Стингрей, что ее фанатки вряд ли догадывались об этом, и рассказываю историю об одной подруге, которая во времена расцвета культа Джоанны постоянно натыкалась на ее двойников в районе метро «Красносельская». «Понимаешь, мне иногда это было тоже не совсем понятно, но, наверное, и немножко приятно. Все они были такие хорошие, чистые девочки лет по пятнадцать-шестнадцать. Вот только, в отличие от Америки, мне иногда с ними становилось страшно. В Штатах никому и в голову не придет, что фаны могут тебя запросто подкараулить в подъезде. Тогда я работала на ТВ, и почему-то все решили, что у меня много денег. Бандиты появлялись, требовали, чтобы я делилась, а чем делиться? И тут я поняла, что беременна и рожать уж точно поеду домой — подальше от всего этого». Энтузиаст Липницкий обставил концерта «Б2» скрупулезно и четко: «Я пригласил всех, кого смог найти: Галанина, Сукачева, Хавтана, Рыженко, братьев Сологубов, еще друзей. Ну а кто придет... Ты же знаешь наш народ». Пока собиралась публика, на экране крутились клипы, а затем на сцену поднялись Липницкий и Троицкий. «Несмотря на некий организационный бардак, вас ждет концерт из нескольких частей: сначала споет Мадди, потом Джоанна, потом друзья, и в финале маленький сюрприз — фильм, скомпилированный из тех сотен часов, которые сняла Джоанна своей легендарной Sony Video 8. Перед нами предстанут герои 80-х в тех неожиданных ситуациях, в которых их никто никогда не видел», — сообщает Липницкий. «Наше home porn video», — язвит Троицкий, после чего действо начинается с песенки «Пусть всегда будет солнце» в исполнении Мадди. Тем временем на сцене сменяли друг друга Галанин, Воронов, Пивоварова, Сукачев, грандиозный Рыженко в образе позднего Лу Рида. Состоялся и обещанный «киносюрприз»: на экране, сменяя друг друга, появляются герои 80-х: «Кино»,«Поп-механика». Квартирные тусовки перетекают в танцы на бесконечных питерских крышах — особенно долго камера следит за движениями Джоанны и Африки, который явно выделывается перед богатой девочкой, изображая питерского мажора. Эпилог происходящего — свадьба Стингрей и гитариста «Кино» Юрия Каспаряна. На фоне питерской набережной брачующиеся пристают к прохожим. Джоанна — в белом платье с турнюром, Каспарян – в брюках с высоким поясом а-ля Бандерас. Жених нервно курит одну за другой, Цой щеголяет в белом шарфике, растерянные мамы кутаются в пальто.
Каспарян
Я рассказываю Стингрей, как много девушек в СССР, увидев Джоанну в объятьях «принца» Каспаряна — гитариста самой модной группы страны, буквально сошли с ума. Размах действительно впечатлял: черные «чайки», бэйджики-приглашения, Цой-свидетель. Джоанна вздыхает: «Про принца все правда. Я на самом деле мечтала о настоящем принце из сказки, как и всякая девочка. Я очень любила Юру, и сейчас, конечно, люблю, но тогда мы пошли на этот шаг, совершенно друг друга не зная. Свадьба была в точности такой, какой я ее хотела, — в первый раз и на всю жизнь. Платье было очень красивое, потом я их совсем не носила. Понимаешь, до свадьбы мы виделись совсем не много. Я не могла оставаться в России больше недели: неделя вместе, потом опять два-три месяца порознь. Словом, это была большая страсть. Мы жили у мамы Юрия, где было всего три комнаты и один маленький туалет. Родители, увидев все это, сказали, что я сумасшедшая! Сейчас я хорошо это осознаю, но тогда это понимали только наши мамы. Мы обставили свадьбу как большую рок-вечеринку, а моя мама привезла огромный букет белых роз. Мы ведь были совсем разными людьми — я говорю много и быстро, а Юра совсем наоборот. И так было во всем. После выхода «Red Wave»начались проблемы с визами. Однажды, для того чтобы повидаться с Юрой, я проскочила через Финляндию на арендованной машине». В багажнике машины Стингрей, кстати, лежали купленные для Курехина клавиши Yamaha. Аппаратуры она перетаскала в Россию великое множество: здесь и легендарная четырехканальная студия, на которой был записан альбом«Группа крови», и Squier Stratoсaster, якобы подаренный «Аквариуму» Дэвидом Боуи.
«Красная стрела»
На импровизированной афтепати Джоанну рвут на части какие-то девочки и мальчики, что-то втирают люди из Greenpeace. Отправляемся в Питер. В купе «Красной стрелы» Джоанна рассказывает: «В то время в Москве у меня совсем не было знакомых. Может быть, если бы они были, все началось бы именно там. Когда вышел «Red Wave», московский КГБ искренне радовался, что это случилось в Питере, и не потому, что это вообще случилось, а просто потому, что в Питере!» Москва Стингрей не понравилась: «Все серое, люди грустные, холодно. Я дала себе слово больше никогда не возвращаться в эту страну! В питерском метро все тоже было серо и мрачно, но тут я увидела Гребенщикова! И хотя он был одет так же, как и все, его выделяли глаза, я поняла, что это ОН! Потом мы пришли на квартиру к Севе Гаккелю, и я увидела их настоящую жизнь. Ты завтра тоже увидишь. Во второй или третий раз мы уселись с Гребенщиковым писать песни, и я была опять потрясена, насколько он потрясающий поэт». Интересуюсь, как на все это реагировали ее родители. Джоанна смеется: «О, ну, это отдельная история! Конечно же, мама хотела, чтобы я стала типичной американкой: муж, семья, дети, серьезная работа, дом. Все перевернул рок-н-ролл — сначала мои панк-опусы в Лос-Анджелесе, потом в России. В серьезность всего этого мама поверила, только когда увидела «Red Wave». Когда будешь у меня дома в Лос-Анджелесе, увидишь обложки тех лет — Time, Newsweek, New York Times». Джоанна всегда отвечает быстро вне зависимости от темы. Чаще всего она говорит то, что, по ее мнению, от нее хотят услышать. На прямой вопрос относительно роли русского рока в ее жизни она отвечает так: «Когда я рассказывала о них в Америке, мне никто не верил, пока я как-то не притащила с собой кассеты, видеозаписи, рисунки. И еще: в Штатах все занимались чем-то одним: либо играли на гитаре, либо рисовали картины, либо писали стихи, а эти люди все делали сразу и при этом очень хорошо. В Питере 80-х я получила хипповую Америку 60-х, которую застать мне не удалось».
Питер
На перроне нас поджидает Сева Гаккель, одетый в черную куртку милитари, берет и желтые ботинки. «Один из самых добрых людей Санкт-Петербурга» (как характеризовал его Гребенщиков) явно не ожидал увидеть целую делегацию, но воспринял все с чувством глубокого рок-н-ролльного смирения. Маленький микроавтобус везет нас по просыпающемуся Питеру, и я слышу, как Гаккель беседует с Джоанной. «Только не шумите, — тихо говорит Сева. — Дочка спит». Стараясь соблюдать инструкции, тихо пробираемся в комнату. Стингрей делится впечатлениями:
«Алекс, смотри, это была первая квартира, в которую я попала в Питере. Мы пришли сюда с Гребенщиковым, и я, помню, очень поразилась, увидев иконы и гитару на стене. Их было очень много, этих квартир, и везде тусовки. Знаешь, меня всегда удивляло, ведь все это происходило каждый вечер! Я все время думала — а как же их жены, а потом поняла, что просто они знали, насколько их мужьям важны эти тусовки. Мы могли усесться с Сережей Курехиным в обнимку и просто сидеть, слушать. Ничего такого, просто в обнимку. Никто, кроме Гребенщикова и Севы, не говорил по-английски, Африка шутил, все смеялись, а я ничего не понимала». Сева тихонько заводит The Beatles, а я, тронув Джоанну за руку, показываю ей глазами на гитару. Она показывает большой палец и чему-то улыбается. Сева тихо сообщает, что кто-то очередной не сможет явиться на обед, и исчезает.
На этот раз Африка — он тоже снимает какое-то кино. В комнату тихо прокрадывается Мадди: «Мама, пойдем куда-нибудь погулять!» Мадди — дочь от второго мужа Стингрей, барабанщика группы«Центр» Александра Васильева. «Мне он понравился тем, что при первой встрече никак на меня не отреагировал. Он был очень красивый и талантливый парень и много сделал для меня и моей музыки. Но все-таки самое главное наше создание — это Мадди! Когда я вернулась в Америку, начинать рок-карьеру было поздно, и я начала карьеру мамы. Наверное, самую успешную в своей жизни. Я ведь только в тридцать шесть лет начала понимать, что к чему». Кажется, что Джоанна сейчас заплачет: «Цой был настоящий друг, и ты, Сева, Африка вроде тоже был настоящий друг, но все время чего-то хотел. Вот и Борис, наверное, тоже».
Друзья
Быстро собираемся: Джоанне надо успеть на кладбище к Цою, сфотографироваться у Эрмитажа и поспеть на званый обед в клубе «Платформа». Вечером заведение постепенно наполняется питерскими знакомцами. Фагот (бывший гитарист «Аквариума», а ныне кинобизнесмен), потрясающе красивая и грустная Настя Курехина, энергичный Виктор Сологуб, легендарный рок-фотограф Вилли Усов, Олег Гаркуша. В стороне возвышается главный битломан всея Руси Коля Васин, чью «ливерпульскую» квартиру Джоанна, конечно, не забыла: «Коля, привьет! Как квартира?» — «Это теперь офис, и я в нем живу, — заявляет Коля. — Джо, ты должна сейчас поехать со мной в Манеж смотреть модель Храма Джона». В этот момент Сологуб раскладывает свой лэптоп и тут же начинает объяснять сбежавшимся детям принцип действия музыкальной программы. Через пять минут уже вовсю колбасит брейк-бит пьеса, созданная Мадди сотоварищи
. Тем временем спрашиваю Васина: «Она что, и The Beatles любит?» — «Еще как! Знаешь, какая битломанка!»
Интересуюсь: «А как вам харрисоновский сольник? Мне показалось, что Джеффа Линна там многовато». Добрый волшебник преображается: «Что ты в этом вообще понимаешь? Какая предпоследняя песня на второй стороне «Rubber Soul»? Ну вот, а говоришь, что что-то в музыке понимаешь!» Коля продолжает нервничать: «The Beatles создали всю музыку, другой не надо. Джон вообще жив и живет на юге Франции. А ты The Beatles развалил!»
В последнюю минуту в дверях появляется Юрий Каспарян. Все тепло улыбаются и фотографируются. Сентиментальный финал отчего-то напоминает голливудскую мелодраму, но все равно дико приятно, что все заканчивается именно так.
По дороге в Пулково спрашиваю Стингрей: «Многие из них тебе за эти девять лет позвонили?»
Джоанна задумывается:
«Немногие. Только Саша Липницкий и Люда. Саша в основном сообщал, что кто-то умер — Сережа Курехин, Дюша Романов. Люда, Сережа Галанин, Гарик Сукачев, Игорь Тонких рассказывали что-то о новых группах. А насчет подарков... Наверное, для многих из них я была Санта-Клаусом, но ведь были и настоящие друзья! Вы просто не можете понять, насколько тяжело жить в вашей стране и легко жить в Америке. Просто жить! Мне может сто раз не нравится Буш, но я никуда оттуда не уеду.
В России всегда жили потрясающие люди, их характер закалялся в этом ужасе. Жалко, что со многими я так здесь и не увиделась, но они совсем не умеют планировать свое время. Я не обижаюсь, ведь кто-то приезжал в Лос-Анджелес, а я тогда не смогла увидеться с ними. Хотя так обидно, что не встретились с Костей Кинчевым и Сережей Африкой».
http://www.rollingstone.ru/social/interview/22793.html
*******
В России Джоанну Стингрей помнят как чудаковатую иностранку со странной прической, произносящую со смешным акцентом легендарное «Не надо мусорить». Про пластинку «Red Wave», которая появилась 15 лет назад и показала, что в Стране Советов существует рок-н-ролл, сейчас вспоминают только те, для кого еще была актуальны слова «коммунизм», и «великое будущее всех трудящихся». Прежде всего о «коммунизме», «Red Wave» и «трудящихся» помнит сама Джоанна Стингрей, складывая почти нереальные сказки-страшилки о том, что ее и Гребенщикова «вел» с одного из рок-клубовских концертов настоящий агент КГБ. В конце прошлого года Джоанна в очередной раз приехала в Россию с любовью: ей страшно хотелось повидаться со старыми друзьями, ну а корреспондент Rolling Stone решил составить американской активистке русского рока компанию.
Стена Цоя
Мы договорились встретиться с Джоанной на Арбате, у стены Цоя, куда она должна была подойти после визита в Мавзолей Ленина — Стингрей решила сводить на экскурсию свою восьмилетнюю дочь Мадди. Из синего «мерса» последовательно выгружается сама Джоанна, экс-президент ее российского фэн-клуба Люда, постоянный гитарист Мэтт. Последней вылетает маленькая комета Мадди в смешных леггинсах с ромашками. Нынешняя Стингрей за пятнадцать лет почти не изменилась — такая же стройная, улыбчивая, немного настороженная.
Такую же стабильность она находит и в физической форме Ленина: «Вроде не изменился совсем. Вот Мадди, кажется, немного испугалась. Правда, она уверена, что видела куклу». Пока Джоанна с дочкой позирует фотографам у стены, мы с Мэттом прогуливаемся вдоль нее. Гитарист интересуется: «Это настоящая улица Цоя? Здорово, что московское правительство так любит рок-музыку». Чуть позже Джоанна просит: «Слушай, а ты не можешь достать телефон Кинчева? Я бы очень хотела пообщаться с ним, а еще с Федей Бондарчуком». Для Кинчева она когда-то сняла два клипа, а логотип «Алисы», по красивой легенде, нарисовал сам Энди Уорхол, которому Стингрей дала послушать записи группы. Позднее она возила к Энди всю ленинградскую богему, а в качестве подарка Гребенщиков, Тимур Новиков, вездесущий Африка, Олег Котельников, Цой и Курехин получили по банке супа «Кэмпбелл». С молодыми клипмейкерами Джоанна тусовалась в лучших местах того времени — «Сохо», «Пилоте», однако о тех временах сейчас уже никто не вспоминает. Алкогольные пары давно выветрились, а снятые клипы пылятся где-нибудь по соседству со старыми VHS, на которых записаны музыкальные передачи Джоанны. Звоним Кинчеву: «Константин, привет. Тут Джоанна Стингрей приехала, повидаться хочет. Можно ей ваш телефон дать?» Усталый голос на другом конце трубки: «Не волнуйтесь, она же американка, сама уже все нашла. Я бы повидался, но сегодня на гастроли уезжаю». Не получилось и с Бондарчуком. Стингрей грустно сообщает: «Тоже занят, кино снимает».
Красная волна
История проникновения главной шпионки рок-н-ролла в СССР довольно проста. Вопреки устоявшемуся мнению, Джоанна вовсе не богатая наследница. Ради благополучной жизни в Лос-Анджелесе и учебы в Беверли-Хиллз ее мать вкалывала на двух работах сразу. Одноклассники Стингрей тем временем уже катались по всему миру, а ей удалось выехать за пределы Штатов только в университете. И сразу — в Россию, куда Джоанну позвала сестра, заявившая, что поездка обойдется всего лишь в 300 долларов. Сейчас Стингрей вспоминает об этом с улыбкой: «К тому моменту я уже вовсю интересовалась роком. Виноват был мой первый парень, который спекулировал билетами на концерты и водил меня на самые важные группы. Я всегда стояла в первых рядах: на шоу Ramones в меня летела слюна Джои, на сейшне Игги Попа — кровь от его рассеченной бутылкой груди». У подружки Стингрей была сестра, муж которой (некто Фалалеев — человек, тусовавшийся с «Аквариумом») дал Джоанне координаты своего питерского друга, узнав, что девочка едет в СССР. Так все и началось. Она была и безбашенной партизанкой, передающей информацию через линию фронта, и «Колумбой из Америки» (как назвал ее лидер «Нате!» Слава Задерий), ставшей объектом подражания для странных девиц с рабочих окраин. Пик успеха Джоанны — это появившийся ее стараниями двойной альбом «Red Wave — 4 Underground Bands From The USSR». В Америке пластинка с записями «Аквариума»,«Алисы», «Кино» и «Странных игр» вышла тиражом 10 тысяч экземпляров на малоизвестном лейбле Big Time, довольно быстро попав в отделы виниловых «стоков». И все равно Стингрей была счастлива: «Этот диск просто показывал, что у вас тоже есть рок-музыка, тоже есть живые люди. Из тех групп мне очень нравились «Странные игры», поскольку в Америке был очень популярен стиль ска. «Кино» я ставила своим друзьям, и они, не понимая слов, осознавали, какая сила есть в их музыке».
Исходники для «Red Wave» Джоанна вывозила в сапогах, под подкладкой тяжелой кожаной куртки, среди нарочно скомканных вещей. ГУЛАГ Джоанне не грозил при любом раскладе, однако права на въезд в СССР ее могли запросто лишить. Как только пластинка вышла в свет, поднялся шум о якобы попранных интересах музыкантов, а больше всего бесновалось Всесоюзное агентство авторских прав (ВААП). Между тем зарегистрирован в нем был только Гребенщиков, да и то как кино- и театральный композитор. Стингрей все-таки отказали в праве на въезд, но она вышла на журнал «Огонек», через который принесла абстрактные извинения, и конфликт быстро замяли. Позже Джоанна перечислила в ВААП пятьсот долларов, ни цента из которых до оберегаемых агентством артистов, конечно же, не дошло. Получилось так, что инцидент доставил массу неприятностей Стингрей, но сыграл на руку русскому року в целом — государственная фирма «Мелодия» стала ударными темпами печатать пластинки молодежных героев Москвы и Питера, а сама Джоанна оказалась одной из самых раскрученных персон времен перестройки.
Спасо-Андроников монастырь
Часов в семь вечера фланируем у центрального входа в монастырь под афишей «Иконы из частных собраний». Первым подъезжает Александр Липницкий (бывший басист «Звуков My»): «Звонила Джоанна, она, естественно, попадав пробку и опаздывает, пойдемте пока внутрь. Такая выставка последний раз проводилась тридцать лет назад — здесь были иконы из коллекций Солоухина, Костаки. Кстати, однажды мы с Джоанной проделали интересный обмен. Я ей икону, а она мне видеокамеру. Когда из России уезжала, будучи девушкой решительной, ничего с собой не взяла, а икону попросила передать в хорошие руки. Я отдал ее в домовую церковь Суворовых на Никитских воротах». Успеваем осмотреть экспозицию почти полностью, и только тогда появляется Стингрей вместе со своей маленькой свитой. Слушаем экскурсию Липницкого уже во второй раз, теперь уже по-английски. Джоанна изредка кивает, вопросов почти не задает. Липницкий, подыскивая нужные слова, неожиданно переводит название иконы с изображением Сергия Радонежского, оперируя именем Сергея «Африки» Бугаева, а в случае с Владимиром Красное Солнышко пользуется знакомым Стингрей термином «Red Wave» и незнакомым «Red Sun». На выходе из монастыря нам становится понятно, что долгожданная беседа со Стингрей опять не состоится, потому что все устали и едут в гостиницу.
«Б2»
Полдень следующего дня, репетиция Джоанны и ее группы в клубе «Б2». Мэтт на акустической гитаре, а на басу и барабанах — соответственно Михаил Прокушенков и Николай Балакирев (оба из группы «Серьга»). Стингрей сидит на высоком табурете в лыжном свитере и джинсах, а перед ней бегает Мадди в обнимку с плюшевым лисом. Когда Джоанна ловит нужное настроение, она начинает петь что-то в стиле то ли Патти Смит, то ли Джони Митчелл. Отыграв небольшой сет утяжеленного гитарного фолка, музыканты берут тайм-аут. Джоанна вроде бы не устала, но общение снова приходится откладывать. Когда-то Стингрей любила яркие, странноватые акции и умела их проводить. Чего стоит конкурс «Один день с Джоанной», победитель которого приезжал Москву, обедал в «Макдоналдсе», гулял по столице, посещал кегельбан и ужинал в «Пицца-Хат». Что-то от того советского драйва осталось и сегодня: на предстоящей вечеринке будут выставлены костюмы Джоанны, а также состоится конкурс двойников певицы под названием «Стингрешки» (призы — матрешки с изображением героини вечера). Говорю Джоанне, что она мне всегда чем-то напоминала Дебби Харри, но не ту, с обложек «Eat To The Beat» или «Hunter», а нашу, адаптированную, из журнала «Америка». Стингрей смеется: «Ты про мою прическу? Ну, с ней все просто: я просто очень хотела иметь светлые волосы, но боялась стать персонажем анекдота про блондинок. У нас принято говорить, что вместе с прической ты меняешь голову, так что я перекрашивалась постепенно. Таким образом и собственный стиль выработался. Когда я встречалась с Гребенщиковым, у меня было выкрашено по три полоски с каждой стороны и висело страшное количество сережек». Тут же пересказываю Стингрей историю про то, как многие считали, что она носит черные очки из-за какой-то глазной болезни. Джоанна заразительно смеется: «Ну ничего себе! Тут все еще проще, чем с волосами. С детства ненавидела мейкап, а как красить глаза, вообще не знаю до сих пор. Как это — водить карандашом по глазам?! К тому же в пятнадцать-шестнадцать лет мы были одними из самых отъявленных хулиганок в Беверли-Хиллз, ну а какая хулиганка без черных очков?» Уверяю Стингрей, что ее фанатки вряд ли догадывались об этом, и рассказываю историю об одной подруге, которая во времена расцвета культа Джоанны постоянно натыкалась на ее двойников в районе метро «Красносельская». «Понимаешь, мне иногда это было тоже не совсем понятно, но, наверное, и немножко приятно. Все они были такие хорошие, чистые девочки лет по пятнадцать-шестнадцать. Вот только, в отличие от Америки, мне иногда с ними становилось страшно. В Штатах никому и в голову не придет, что фаны могут тебя запросто подкараулить в подъезде. Тогда я работала на ТВ, и почему-то все решили, что у меня много денег. Бандиты появлялись, требовали, чтобы я делилась, а чем делиться? И тут я поняла, что беременна и рожать уж точно поеду домой — подальше от всего этого». Энтузиаст Липницкий обставил концерта «Б2» скрупулезно и четко: «Я пригласил всех, кого смог найти: Галанина, Сукачева, Хавтана, Рыженко, братьев Сологубов, еще друзей. Ну а кто придет... Ты же знаешь наш народ». Пока собиралась публика, на экране крутились клипы, а затем на сцену поднялись Липницкий и Троицкий. «Несмотря на некий организационный бардак, вас ждет концерт из нескольких частей: сначала споет Мадди, потом Джоанна, потом друзья, и в финале маленький сюрприз — фильм, скомпилированный из тех сотен часов, которые сняла Джоанна своей легендарной Sony Video 8. Перед нами предстанут герои 80-х в тех неожиданных ситуациях, в которых их никто никогда не видел», — сообщает Липницкий. «Наше home porn video», — язвит Троицкий, после чего действо начинается с песенки «Пусть всегда будет солнце» в исполнении Мадди. Тем временем на сцене сменяли друг друга Галанин, Воронов, Пивоварова, Сукачев, грандиозный Рыженко в образе позднего Лу Рида. Состоялся и обещанный «киносюрприз»: на экране, сменяя друг друга, появляются герои 80-х: «Кино»,«Поп-механика». Квартирные тусовки перетекают в танцы на бесконечных питерских крышах — особенно долго камера следит за движениями Джоанны и Африки, который явно выделывается перед богатой девочкой, изображая питерского мажора. Эпилог происходящего — свадьба Стингрей и гитариста «Кино» Юрия Каспаряна. На фоне питерской набережной брачующиеся пристают к прохожим. Джоанна — в белом платье с турнюром, Каспарян – в брюках с высоким поясом а-ля Бандерас. Жених нервно курит одну за другой, Цой щеголяет в белом шарфике, растерянные мамы кутаются в пальто.
Каспарян
Я рассказываю Стингрей, как много девушек в СССР, увидев Джоанну в объятьях «принца» Каспаряна — гитариста самой модной группы страны, буквально сошли с ума. Размах действительно впечатлял: черные «чайки», бэйджики-приглашения, Цой-свидетель. Джоанна вздыхает: «Про принца все правда. Я на самом деле мечтала о настоящем принце из сказки, как и всякая девочка. Я очень любила Юру, и сейчас, конечно, люблю, но тогда мы пошли на этот шаг, совершенно друг друга не зная. Свадьба была в точности такой, какой я ее хотела, — в первый раз и на всю жизнь. Платье было очень красивое, потом я их совсем не носила. Понимаешь, до свадьбы мы виделись совсем не много. Я не могла оставаться в России больше недели: неделя вместе, потом опять два-три месяца порознь. Словом, это была большая страсть. Мы жили у мамы Юрия, где было всего три комнаты и один маленький туалет. Родители, увидев все это, сказали, что я сумасшедшая! Сейчас я хорошо это осознаю, но тогда это понимали только наши мамы. Мы обставили свадьбу как большую рок-вечеринку, а моя мама привезла огромный букет белых роз. Мы ведь были совсем разными людьми — я говорю много и быстро, а Юра совсем наоборот. И так было во всем. После выхода «Red Wave»начались проблемы с визами. Однажды, для того чтобы повидаться с Юрой, я проскочила через Финляндию на арендованной машине». В багажнике машины Стингрей, кстати, лежали купленные для Курехина клавиши Yamaha. Аппаратуры она перетаскала в Россию великое множество: здесь и легендарная четырехканальная студия, на которой был записан альбом«Группа крови», и Squier Stratoсaster, якобы подаренный «Аквариуму» Дэвидом Боуи.
«Красная стрела»
На импровизированной афтепати Джоанну рвут на части какие-то девочки и мальчики, что-то втирают люди из Greenpeace. Отправляемся в Питер. В купе «Красной стрелы» Джоанна рассказывает: «В то время в Москве у меня совсем не было знакомых. Может быть, если бы они были, все началось бы именно там. Когда вышел «Red Wave», московский КГБ искренне радовался, что это случилось в Питере, и не потому, что это вообще случилось, а просто потому, что в Питере!» Москва Стингрей не понравилась: «Все серое, люди грустные, холодно. Я дала себе слово больше никогда не возвращаться в эту страну! В питерском метро все тоже было серо и мрачно, но тут я увидела Гребенщикова! И хотя он был одет так же, как и все, его выделяли глаза, я поняла, что это ОН! Потом мы пришли на квартиру к Севе Гаккелю, и я увидела их настоящую жизнь. Ты завтра тоже увидишь. Во второй или третий раз мы уселись с Гребенщиковым писать песни, и я была опять потрясена, насколько он потрясающий поэт». Интересуюсь, как на все это реагировали ее родители. Джоанна смеется: «О, ну, это отдельная история! Конечно же, мама хотела, чтобы я стала типичной американкой: муж, семья, дети, серьезная работа, дом. Все перевернул рок-н-ролл — сначала мои панк-опусы в Лос-Анджелесе, потом в России. В серьезность всего этого мама поверила, только когда увидела «Red Wave». Когда будешь у меня дома в Лос-Анджелесе, увидишь обложки тех лет — Time, Newsweek, New York Times». Джоанна всегда отвечает быстро вне зависимости от темы. Чаще всего она говорит то, что, по ее мнению, от нее хотят услышать. На прямой вопрос относительно роли русского рока в ее жизни она отвечает так: «Когда я рассказывала о них в Америке, мне никто не верил, пока я как-то не притащила с собой кассеты, видеозаписи, рисунки. И еще: в Штатах все занимались чем-то одним: либо играли на гитаре, либо рисовали картины, либо писали стихи, а эти люди все делали сразу и при этом очень хорошо. В Питере 80-х я получила хипповую Америку 60-х, которую застать мне не удалось».
Питер
На перроне нас поджидает Сева Гаккель, одетый в черную куртку милитари, берет и желтые ботинки. «Один из самых добрых людей Санкт-Петербурга» (как характеризовал его Гребенщиков) явно не ожидал увидеть целую делегацию, но воспринял все с чувством глубокого рок-н-ролльного смирения. Маленький микроавтобус везет нас по просыпающемуся Питеру, и я слышу, как Гаккель беседует с Джоанной. «Только не шумите, — тихо говорит Сева. — Дочка спит». Стараясь соблюдать инструкции, тихо пробираемся в комнату. Стингрей делится впечатлениями:
«Алекс, смотри, это была первая квартира, в которую я попала в Питере. Мы пришли сюда с Гребенщиковым, и я, помню, очень поразилась, увидев иконы и гитару на стене. Их было очень много, этих квартир, и везде тусовки. Знаешь, меня всегда удивляло, ведь все это происходило каждый вечер! Я все время думала — а как же их жены, а потом поняла, что просто они знали, насколько их мужьям важны эти тусовки. Мы могли усесться с Сережей Курехиным в обнимку и просто сидеть, слушать. Ничего такого, просто в обнимку. Никто, кроме Гребенщикова и Севы, не говорил по-английски, Африка шутил, все смеялись, а я ничего не понимала». Сева тихонько заводит The Beatles, а я, тронув Джоанну за руку, показываю ей глазами на гитару. Она показывает большой палец и чему-то улыбается. Сева тихо сообщает, что кто-то очередной не сможет явиться на обед, и исчезает.
На этот раз Африка — он тоже снимает какое-то кино. В комнату тихо прокрадывается Мадди: «Мама, пойдем куда-нибудь погулять!» Мадди — дочь от второго мужа Стингрей, барабанщика группы«Центр» Александра Васильева. «Мне он понравился тем, что при первой встрече никак на меня не отреагировал. Он был очень красивый и талантливый парень и много сделал для меня и моей музыки. Но все-таки самое главное наше создание — это Мадди! Когда я вернулась в Америку, начинать рок-карьеру было поздно, и я начала карьеру мамы. Наверное, самую успешную в своей жизни. Я ведь только в тридцать шесть лет начала понимать, что к чему». Кажется, что Джоанна сейчас заплачет: «Цой был настоящий друг, и ты, Сева, Африка вроде тоже был настоящий друг, но все время чего-то хотел. Вот и Борис, наверное, тоже».
Друзья
Быстро собираемся: Джоанне надо успеть на кладбище к Цою, сфотографироваться у Эрмитажа и поспеть на званый обед в клубе «Платформа». Вечером заведение постепенно наполняется питерскими знакомцами. Фагот (бывший гитарист «Аквариума», а ныне кинобизнесмен), потрясающе красивая и грустная Настя Курехина, энергичный Виктор Сологуб, легендарный рок-фотограф Вилли Усов, Олег Гаркуша. В стороне возвышается главный битломан всея Руси Коля Васин, чью «ливерпульскую» квартиру Джоанна, конечно, не забыла: «Коля, привьет! Как квартира?» — «Это теперь офис, и я в нем живу, — заявляет Коля. — Джо, ты должна сейчас поехать со мной в Манеж смотреть модель Храма Джона». В этот момент Сологуб раскладывает свой лэптоп и тут же начинает объяснять сбежавшимся детям принцип действия музыкальной программы. Через пять минут уже вовсю колбасит брейк-бит пьеса, созданная Мадди сотоварищи
. Тем временем спрашиваю Васина: «Она что, и The Beatles любит?» — «Еще как! Знаешь, какая битломанка!»
Интересуюсь: «А как вам харрисоновский сольник? Мне показалось, что Джеффа Линна там многовато». Добрый волшебник преображается: «Что ты в этом вообще понимаешь? Какая предпоследняя песня на второй стороне «Rubber Soul»? Ну вот, а говоришь, что что-то в музыке понимаешь!» Коля продолжает нервничать: «The Beatles создали всю музыку, другой не надо. Джон вообще жив и живет на юге Франции. А ты The Beatles развалил!»
В последнюю минуту в дверях появляется Юрий Каспарян. Все тепло улыбаются и фотографируются. Сентиментальный финал отчего-то напоминает голливудскую мелодраму, но все равно дико приятно, что все заканчивается именно так.
По дороге в Пулково спрашиваю Стингрей: «Многие из них тебе за эти девять лет позвонили?»
Джоанна задумывается:
«Немногие. Только Саша Липницкий и Люда. Саша в основном сообщал, что кто-то умер — Сережа Курехин, Дюша Романов. Люда, Сережа Галанин, Гарик Сукачев, Игорь Тонких рассказывали что-то о новых группах. А насчет подарков... Наверное, для многих из них я была Санта-Клаусом, но ведь были и настоящие друзья! Вы просто не можете понять, насколько тяжело жить в вашей стране и легко жить в Америке. Просто жить! Мне может сто раз не нравится Буш, но я никуда оттуда не уеду.
В России всегда жили потрясающие люди, их характер закалялся в этом ужасе. Жалко, что со многими я так здесь и не увиделась, но они совсем не умеют планировать свое время. Я не обижаюсь, ведь кто-то приезжал в Лос-Анджелес, а я тогда не смогла увидеться с ними. Хотя так обидно, что не встретились с Костей Кинчевым и Сережей Африкой».
http://www.rollingstone.ru/social/interview/22793.html
