![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
marss2Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
with_astronotus в «Смрадный Комиссарыч и блистательный Сброгофф».
with_astronotus в «Смрадный Комиссарыч и блистательный Сброгофф».К праздничку Шахревар, да пребудет на нём моё благословение, подкинул старый, перестроечных времён текстик фельетониста Бориса Туманова об эволюции образа советского суперагента в западных шпионских детективах.
***
Шпионаж, как и уголовная преступность, существует с незапамятных времен, восходящих к эпохе возникновения первых государственных образований. Карьера же шпионского романа началась в литературе гораздо позже карьеры романа детективного.
Долгое время шпионский роман обреченно просиживал в тесной и темной швейцарской сомнительно роскошного отеля мировой детективной литературы, с угрюмой завистью поглядывая на толпившихся в ярко освещенном холле гангстеров, констеблей, фальшивомонетчиков, наемных убийц, скупщиц краденого, шерифов, профессиональных игроков, роковых женщин, чье поведение было еще более сомнительным, чем окружающая роскошь, частных детективов, медвежатников и полицейских сыщиков, которых сразу можно было отличить от остальных по глуповато-растерянному выражению лица...
И только наступивший после второй мировой войны период, известный как «холодная война», открыл широчайшие перспективы для шпионского романа в расколотом надвое мире. Бывший люмпен-родственник детективной литературы стал процветать, подернулся жирком штампов и так возомнил о себе, что однажды, потеряв чувство меры, попытался пролезть в большую литературу под псевдонимом «политический детектив».
Не вышло.
Но как бы там ни было, шпионский роман добился места под солнцем в качестве жанра, о чем свидетельствует, в частности, хотя бы сам факт этого моего небольшого исследования.
Долгое антагонистическое существование шпионских романов «у них» и романов про шпионов «у нас» выявило принципиальное различие творческих концепций. Романы про шпионов проводят четкую грань между охрипшими от виски и слепыми от классовой ненависти профессионалами и их любознательными, но не переходящими рамки интуристовской программы соотечественниками. Шпионские же романы основаны на совершенно инородном для рационального капиталистического мышления залихватском обобщении: «Все они - шпионы!» И вот тут, собственно, начинается самое интересное.
Такой огульно-валовой подход к действительности должен был, казалось бы, завести западную шпионскую литературу в унылые линолеумные дебри стереотипа. Однако я с понятным сожалением должен признать, что ей удалось избежать этого и что образ врага в западном шпионском романе, постоянно меняясь, остается ярким и выразительным. Сошлюсь для примера хотя бы на творчество таких известных авторов, как Д. Чейз, Я. Флеминг, Ж. де Вилье, Ф. Дар, в чьих произведениях наиболее полно запечатлена динамика эволюции «шпиона из Москвы».
Шпионские романы, разумеется, никогда не проникали дальше черного хода западной пропаганды, но ведь известно, что запахи кухни, в том числе и политической, нигде не слышны так явственно, как на лестнице для прислуги. Поэтому можно смело утверждать, что многоликостью образа русского шпиона мы обязаны умению его создателей держать нос по ветру.
С небольшими допусками эволюцию этого популярного на Западе образа можно разбить на четыре десятилетних этапа.
Этап первый - 1946-1955 гг. Огромного роста, но сложен, как ярмарочный урод. Движения некоординированные, но это компенсируется нечеловеческой силой. Одет в невообразимо плохо сшитый костюм, который вызывает у окружающих чувство безотчетного ужаса. Манеры отвратительные: наступив кому-либо на ногу, не только не извиняется, но вдобавок переламывает несчастному шейные позвонки. К женщинам равнодушен. Не пьет. Курить не умеет вообще. Случайно попавшую ему в руки недокуренную гаванскую сигару норовит засунуть в рот горящим концом. Не обжигается, поскольку съедает ее очень быстро.
Читать, писать и разговаривать на каком-либо языке, включая родной, тоже не умеет. Зато прекрасно развиты условные рефлексы: мгновенно откликается на свист и на первые десять тактов "Марсельезы"(в том-то и штука, что "Марсельезы”, а не "Интернационала" или, скажем, "Калинки". Так бы и дурак догадался).
Не имеет ни имени, ни фамилии, ни клички. Зачем это существо заброшено на Запад, большой секрет не только для местной контрразведки, но также для него самого и для его шефов. Кончает счеты с жизнью либо попав под что-нибудь очень тяжелое (танк, поезд, двадцатитонный пресс), либо свалившись с чего-нибудь очень высокого (Биг Бон, Эйфелева башня, Эмпайр стейт билдинг), поскольку табельное огнестрельное оружие полиции и даже базуки дружественных ей гангстеров-патриотов не оказывают на бедолагу никакого воздействия.
Спит в костюме. Ест руками. Носовым платком не пользуется.
Этап второй - 1956-1965 гг. Плюгав. Ощущает себя генетическим ублюдком, каковым, впрочем, и является. Одет в невообразимо плохо сшитый костюм своего предшественника, но, разумеется, размером поменьше. У окружающих вызывает чувство вполне осознанной брезгливости своею неопрятностью. Попросту грязен. Шею не моет. Душа и ванны не принимает по идеологическим соображениям. Смраден. Никогда и никому не наступал на ногу по той простой причине, что никто и никогда не рисковал приближаться к нему ближе трех метров. Это обстоятельство сильно затрудняет проведение конфиденциальных совещаний с его участием.
Похотлив, но без всяких на то оснований. Пробавляется торопливым разглядыванием старых порнографических журналов в третьеразрядных парикмахерских. Чудовищный цирроз печени. Курит странные русские сигареты с картонным мундштуком, распространяющие запах жженой шерсти (вероятно, "Беломор".- Б. Т.) Никого не убивал и убить не способен, но разводит дома мух и обрывает им крылья по вечерам.
Носит отчество, которое заменяет ему имя, фамилию и кличку. Что-то типа Кавьярович или Комиссарович. На Запад заброшен с четким заданием внушать людям отвращение.
Полиглот, однако на всех языках, включая родной, говорит только инфинитивами. Вечно-голоден. Увидев в доме завербованного им миллиардера тостер, наигрывающий в процессе поджаривания "Ах, мой милый Августин", впадает в религиозный экстаз перед достижениями западной бытовой техники. Систематически выклянчивает у миллиардера окурки “Мальборо”.
Погибает, подавившись семьдесят четвертым бесплатным гамбургером на благотворительном вечере Общества защиты животных.
Носовой платок у него есть, но, ради бога, позвольте мне воздержаться от его описания
Этап третий - 1966-1975. Присмотритесь, пожалуйста, повнимательнее... Да, да, вот за тем столиком в глубине зала... Что значит — не может быть? И не так громко, прошу вас: вы обращаете на себя внимание публики. Мы не в бистро и не в закусочной Макдональда. Да, повторяю вам, этот молодой синеглазый бог, покрытый загаром гавайско-багамского происхождения и находящийся в обществе ослепительной брюнетки, умопомрачительной блондинки, сногсшибательной шатенки и рыжеволосой красавицы,- он.
Он угнетающе элегантен. Одевается у... Впрочем, какая разница, это все равно вам не по карману. Систематически опаздывает на секретные встречи, теряя время в мучительных раздумьях, какой из ста пятидесяти костюмов ему следует надеть в этот день.
В совершенстве владеет всеми иностранными языками, кроме родного. Впрочем,в нужный момент весьма уместно вставляет в свою речь слова «самовар» и «тройка».
Владеет всеми приемами каратэ, дзюдо, кунг-фу и т. п. Из всех видов оружия предпочитает свой миниатюрный золотой кистень, инкрустированный рубинами.
Носит фамилию, которая неопровержимо свидетельствует о том, что автор хотя бы раз в жизни видел обложку романа Достоевского «Братья Карамазовы». В штучных произведениях личные усилия автора зачастую приводят к присвоению ему фамилии «Альяшев» или «Сброгофф». Всегда — Борис.
С западными коллегами поддерживает добродушно-покровительственные отношения. Походя выводит на чистую воду закоренелого хунвейбина, притворившегося премьер-министром Франции, но от вознаграждения в виде чертежей новейшей корундово-абразивной бомбы, предложенных ему счастливым лидером оппозиции, отказывается. Вместо этого просит организовать ему аудиенцию у Сальвадора Дали или на худой конец у Ионеско.
Охотно помогает безработным западным коллегам, пристраивая их швейцарами к знакомым миллиардерам.
О цели своего пребывания на Западе никогда не задумывался.
В воде не тонет, в огне не горит, в агрессивной кислотной среде не растворяется. Погибает, уколовшись нечаянно, но с неподражаемым изяществом об отравленный кончик веретена своей последней по счету любовницы, подсунутой ему зловещей организацией «Триада».
Ах, если бы вы видели его ночные пижамы!
Этап четвертый - 1976-1985. Все так же безупречно сложен и так же безупречно одет, хотя его элегантность стала более сдержанной. Говорит на всех языках мира, включая родной, но без интонаций.
Завтракает, обедает, ужинает и спит один. О наличии пижамы сведений нет. Увлекается экзистенциализмом. Поклонник Сартра. Современными средствами связи не пользуется. Телепат.
Принимает лично для постановки очередного задания только президентов США, Франции, английского и японского премьер-министров и изредка — западногерманского канцлера. Остальных глав западных государств и правительств инструктирует его секретарь. Шиит.
Безупречно воспитан. Пытая даму, никогда не снимет пиджака без ее разрешения.
Западную цивилизацию может уничтожить в любой момент. Не делает этого исключительно из садистского побуждения — продлить агонию своей жертвы.
Из всех видов оружия предпочитает очень популярный в России ручной лазер с ядерной накачкой.
Носит весьма русскую фамилию — «Стевена». Погибает благодаря коллективному наведению на него порчи силами представителей западных оккультных религий и черной магии.
Каким-то он воскреснет на нынешнем, пятом этапе?
Замечу ради исторической точности, что многие из этих стереотипов не только не утратили актуальности, но и встречались в реальной жизни. Так, на первой картинке в представленном обзоре изображён башар Мегрец, на второй — я (правда, в молодости; с тех пор я безобразно располнел), на третьей — сам Шахревар, а на четвёртой — великий и ужасный Сергей Катенин, прототип Вали Патрикеева в «Поколении Соноры»… Так вот и живём!
***
Шпионаж, как и уголовная преступность, существует с незапамятных времен, восходящих к эпохе возникновения первых государственных образований. Карьера же шпионского романа началась в литературе гораздо позже карьеры романа детективного.
Долгое время шпионский роман обреченно просиживал в тесной и темной швейцарской сомнительно роскошного отеля мировой детективной литературы, с угрюмой завистью поглядывая на толпившихся в ярко освещенном холле гангстеров, констеблей, фальшивомонетчиков, наемных убийц, скупщиц краденого, шерифов, профессиональных игроков, роковых женщин, чье поведение было еще более сомнительным, чем окружающая роскошь, частных детективов, медвежатников и полицейских сыщиков, которых сразу можно было отличить от остальных по глуповато-растерянному выражению лица...
И только наступивший после второй мировой войны период, известный как «холодная война», открыл широчайшие перспективы для шпионского романа в расколотом надвое мире. Бывший люмпен-родственник детективной литературы стал процветать, подернулся жирком штампов и так возомнил о себе, что однажды, потеряв чувство меры, попытался пролезть в большую литературу под псевдонимом «политический детектив».
Не вышло.
Но как бы там ни было, шпионский роман добился места под солнцем в качестве жанра, о чем свидетельствует, в частности, хотя бы сам факт этого моего небольшого исследования.
Долгое антагонистическое существование шпионских романов «у них» и романов про шпионов «у нас» выявило принципиальное различие творческих концепций. Романы про шпионов проводят четкую грань между охрипшими от виски и слепыми от классовой ненависти профессионалами и их любознательными, но не переходящими рамки интуристовской программы соотечественниками. Шпионские же романы основаны на совершенно инородном для рационального капиталистического мышления залихватском обобщении: «Все они - шпионы!» И вот тут, собственно, начинается самое интересное.
Такой огульно-валовой подход к действительности должен был, казалось бы, завести западную шпионскую литературу в унылые линолеумные дебри стереотипа. Однако я с понятным сожалением должен признать, что ей удалось избежать этого и что образ врага в западном шпионском романе, постоянно меняясь, остается ярким и выразительным. Сошлюсь для примера хотя бы на творчество таких известных авторов, как Д. Чейз, Я. Флеминг, Ж. де Вилье, Ф. Дар, в чьих произведениях наиболее полно запечатлена динамика эволюции «шпиона из Москвы».
Шпионские романы, разумеется, никогда не проникали дальше черного хода западной пропаганды, но ведь известно, что запахи кухни, в том числе и политической, нигде не слышны так явственно, как на лестнице для прислуги. Поэтому можно смело утверждать, что многоликостью образа русского шпиона мы обязаны умению его создателей держать нос по ветру.
С небольшими допусками эволюцию этого популярного на Западе образа можно разбить на четыре десятилетних этапа.
Этап первый - 1946-1955 гг. Огромного роста, но сложен, как ярмарочный урод. Движения некоординированные, но это компенсируется нечеловеческой силой. Одет в невообразимо плохо сшитый костюм, который вызывает у окружающих чувство безотчетного ужаса. Манеры отвратительные: наступив кому-либо на ногу, не только не извиняется, но вдобавок переламывает несчастному шейные позвонки. К женщинам равнодушен. Не пьет. Курить не умеет вообще. Случайно попавшую ему в руки недокуренную гаванскую сигару норовит засунуть в рот горящим концом. Не обжигается, поскольку съедает ее очень быстро.
Читать, писать и разговаривать на каком-либо языке, включая родной, тоже не умеет. Зато прекрасно развиты условные рефлексы: мгновенно откликается на свист и на первые десять тактов "Марсельезы"(в том-то и штука, что "Марсельезы”, а не "Интернационала" или, скажем, "Калинки". Так бы и дурак догадался).
Не имеет ни имени, ни фамилии, ни клички. Зачем это существо заброшено на Запад, большой секрет не только для местной контрразведки, но также для него самого и для его шефов. Кончает счеты с жизнью либо попав под что-нибудь очень тяжелое (танк, поезд, двадцатитонный пресс), либо свалившись с чего-нибудь очень высокого (Биг Бон, Эйфелева башня, Эмпайр стейт билдинг), поскольку табельное огнестрельное оружие полиции и даже базуки дружественных ей гангстеров-патриотов не оказывают на бедолагу никакого воздействия.
Спит в костюме. Ест руками. Носовым платком не пользуется.
Этап второй - 1956-1965 гг. Плюгав. Ощущает себя генетическим ублюдком, каковым, впрочем, и является. Одет в невообразимо плохо сшитый костюм своего предшественника, но, разумеется, размером поменьше. У окружающих вызывает чувство вполне осознанной брезгливости своею неопрятностью. Попросту грязен. Шею не моет. Душа и ванны не принимает по идеологическим соображениям. Смраден. Никогда и никому не наступал на ногу по той простой причине, что никто и никогда не рисковал приближаться к нему ближе трех метров. Это обстоятельство сильно затрудняет проведение конфиденциальных совещаний с его участием.
Похотлив, но без всяких на то оснований. Пробавляется торопливым разглядыванием старых порнографических журналов в третьеразрядных парикмахерских. Чудовищный цирроз печени. Курит странные русские сигареты с картонным мундштуком, распространяющие запах жженой шерсти (вероятно, "Беломор".- Б. Т.) Никого не убивал и убить не способен, но разводит дома мух и обрывает им крылья по вечерам.
Носит отчество, которое заменяет ему имя, фамилию и кличку. Что-то типа Кавьярович или Комиссарович. На Запад заброшен с четким заданием внушать людям отвращение.
Полиглот, однако на всех языках, включая родной, говорит только инфинитивами. Вечно-голоден. Увидев в доме завербованного им миллиардера тостер, наигрывающий в процессе поджаривания "Ах, мой милый Августин", впадает в религиозный экстаз перед достижениями западной бытовой техники. Систематически выклянчивает у миллиардера окурки “Мальборо”.
Погибает, подавившись семьдесят четвертым бесплатным гамбургером на благотворительном вечере Общества защиты животных.
Носовой платок у него есть, но, ради бога, позвольте мне воздержаться от его описания
Этап третий - 1966-1975. Присмотритесь, пожалуйста, повнимательнее... Да, да, вот за тем столиком в глубине зала... Что значит — не может быть? И не так громко, прошу вас: вы обращаете на себя внимание публики. Мы не в бистро и не в закусочной Макдональда. Да, повторяю вам, этот молодой синеглазый бог, покрытый загаром гавайско-багамского происхождения и находящийся в обществе ослепительной брюнетки, умопомрачительной блондинки, сногсшибательной шатенки и рыжеволосой красавицы,- он.
Он угнетающе элегантен. Одевается у... Впрочем, какая разница, это все равно вам не по карману. Систематически опаздывает на секретные встречи, теряя время в мучительных раздумьях, какой из ста пятидесяти костюмов ему следует надеть в этот день.
В совершенстве владеет всеми иностранными языками, кроме родного. Впрочем,в нужный момент весьма уместно вставляет в свою речь слова «самовар» и «тройка».
Владеет всеми приемами каратэ, дзюдо, кунг-фу и т. п. Из всех видов оружия предпочитает свой миниатюрный золотой кистень, инкрустированный рубинами.
Носит фамилию, которая неопровержимо свидетельствует о том, что автор хотя бы раз в жизни видел обложку романа Достоевского «Братья Карамазовы». В штучных произведениях личные усилия автора зачастую приводят к присвоению ему фамилии «Альяшев» или «Сброгофф». Всегда — Борис.
С западными коллегами поддерживает добродушно-покровительственные отношения. Походя выводит на чистую воду закоренелого хунвейбина, притворившегося премьер-министром Франции, но от вознаграждения в виде чертежей новейшей корундово-абразивной бомбы, предложенных ему счастливым лидером оппозиции, отказывается. Вместо этого просит организовать ему аудиенцию у Сальвадора Дали или на худой конец у Ионеско.
Охотно помогает безработным западным коллегам, пристраивая их швейцарами к знакомым миллиардерам.
О цели своего пребывания на Западе никогда не задумывался.
В воде не тонет, в огне не горит, в агрессивной кислотной среде не растворяется. Погибает, уколовшись нечаянно, но с неподражаемым изяществом об отравленный кончик веретена своей последней по счету любовницы, подсунутой ему зловещей организацией «Триада».
Ах, если бы вы видели его ночные пижамы!
Этап четвертый - 1976-1985. Все так же безупречно сложен и так же безупречно одет, хотя его элегантность стала более сдержанной. Говорит на всех языках мира, включая родной, но без интонаций.
Завтракает, обедает, ужинает и спит один. О наличии пижамы сведений нет. Увлекается экзистенциализмом. Поклонник Сартра. Современными средствами связи не пользуется. Телепат.
Принимает лично для постановки очередного задания только президентов США, Франции, английского и японского премьер-министров и изредка — западногерманского канцлера. Остальных глав западных государств и правительств инструктирует его секретарь. Шиит.
Безупречно воспитан. Пытая даму, никогда не снимет пиджака без ее разрешения.
Западную цивилизацию может уничтожить в любой момент. Не делает этого исключительно из садистского побуждения — продлить агонию своей жертвы.
Из всех видов оружия предпочитает очень популярный в России ручной лазер с ядерной накачкой.
Носит весьма русскую фамилию — «Стевена». Погибает благодаря коллективному наведению на него порчи силами представителей западных оккультных религий и черной магии.
Каким-то он воскреснет на нынешнем, пятом этапе?
Замечу ради исторической точности, что многие из этих стереотипов не только не утратили актуальности, но и встречались в реальной жизни. Так, на первой картинке в представленном обзоре изображён башар Мегрец, на второй — я (правда, в молодости; с тех пор я безобразно располнел), на третьей — сам Шахревар, а на четвёртой — великий и ужасный Сергей Катенин, прототип Вали Патрикеева в «Поколении Соноры»… Так вот и живём!
