почему «Россию ненавидят все соседи» 1
Aug. 15th, 2015 06:39 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
marss2Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
smirnoff_v в Пределы разделения труда: унтер Пришибеев – герой русской революции
. Я же хотел поговорить немного о другом, а именно о роли России в контексте всего вышесказанного, а так же о том, почему, как говорят апологеты майдана, «Россию ненавидят все соседи».
Дело в том, что у России и правда особый путь, но эта особость заключается не в каких-то культурно-этнографических особенностях, а в том, что Россия страна бедная, с низким общественным прибавочным продуктом.
Наверно мы единственные, кто в такой ситуации смог создать сложнон общество и культуру.
Хочу сразу заметить, что это не мое открытие, а давно представленный (как бы не с XIX века) подход.
У этой ситуации есть некоторые следствия, которые заключаются в том, что России для обороны против куда более богатого Запада (да и Востока в свое время) приходилось исхитряться и выдумывать нетривиальные ходы.
И основной особенностью было значение государственной власти.
И не просто значение, а опережающее развитие форм государственной организации по отношению к экономическому развитию.
Таки да – в России государство всегда было главным модернизаторам.
Приведу достаточно объемную цитату из замечательной книжки Ф. Нестерова, «Связь времен», изданной еще в советскую эпоху:
«Западная Европа в конце концов сосредоточила в руках своих монархов абсолютную власть, и она при переходе от сословно-представительной монархии к абсолютной разрушила права сословий, отменила вольности городов и самоуправление провинций («земель»).
В этом Россия далеко не оригинальна. Ее своеобразие в другом: в том, что, отставая от Запада в своем экономическом развитии, она сумела обогнать его в степени концентрации государственной власти.
Вотчинная монархия Ивана III могла выставить большую феодальную армию и держать ее дольше под знаменами, чем любая сословно-представительная монархия Европы.
Сословно-представительная монархия Ивана IV не уступала в этом смысле любой абсолютной монархии Запада, а абсолютизм Петра I, безусловно, превосходил ее.
Вот почему теоретик абсолютизма во Франции Жан Боден уже в XVI веке смотрит на Россию как на пример для подражания и призывает изучать историю «московитов, которые победоносно продвинулись до Волги и до Дона, и до Днепра и недавно завоевали Ливонию» [8].
Абсолютизм, как известно, соответствует мануфактурному периоду производства и предполагает в качестве своей экономической базы уже сложившийся национальный рынок и достаточно высоко развитое денежное хозяйство. Эти условия были в наличии во Франции в XVI веке, а в России появились только в XVII столетии, между тем как Иван III, государь-вотчинник, ведет себя уже в XV веке по отношению к вольным городам, Новгороду и Пскову, и к удельным князьям совсем так, как будут третировать коммунальные и областные вольности, а также права феодальной знати западноевропейские абсолютные монархи».
В общем-то, цели и причины такой ситуации понятны. России в его внешнеполитических условиях нужно было «выставить большую феодальную армию и держать ее дольше под знаменами, чем любая сословно-представительная монархия Европы».
Неудивительно, что и Ленин писал о том «что классовый характер царской монархии нисколько не устраняет громадной независимости и самостоятельности царской власти и «бюрократии» от Николая II до любого урядника».
Раз за разом русскому обществу приходилось создавать государственную систему не просто подобную, но опережавшую государственные системы своих основных противников. И недостаточные темпы опережения быстро приводили к жесточайшему кризису русской государственности.
Так случилось и 1917г. когда полусословное государство на полуфеодальной экономической базе (почти 90% крестьянского населения говорят о характере российской экономики больше, чем любые излияния апологетов «французской булки») оказалось неадекватным вызову современности, - а именно войне индустриального типа. Причиной тому было не какое-то осознанное сопротивление реформам со стороны царской власти, а просто невозможность дальнейшего развития с опережением в рамках не только сословного, но даже классового общества.
Тут ведь вот в чем дело! Создавая передовую систему общественной и в частности государственной организации на базе архаичной, бедной экономики нельзя было рассчитывать, что те или иные подсистемы вырастут в ней самостоятельно, или как говорят, естественным путем. Например, наука – ну не нужна феодальному обществу России эпохи Петра никакая наука. На нее попросту нет потребителей. Науку в этом обществе «устраивает» само государство. Театр с оперой и балетом оно тоже устраивает. И Сенат с дворянскими собраниями по уездам и губерниям. Ровно так же оно устраивает бюрократическую систему, учителей и врачей, заводы и инженеров и главное, ради чего все это творится – армию и флот «современного» на тот момент типа. Кстати сказать, таким образом, на определенном этапе российское государство породило интеллигенцию.
Просто армию и флот нельзя создать в одиночестве. Нужно взводить всю систему. Конечно, по бедности страны система получается весьма так себе – в лучшем случае «чистенько, но бедненько». Зачастую те или иные подсистемы, те или иные элементы долгое время существовали в виде проявлений культа Карго. Впрочем, мощь почвенной русской культуры со временем оживляла эти подсистемы, наполняли их собственной жизнью, интерпретируя их по собственному разумению.
По общественной бедности все эти подсистемы выглядели куда беднее западных аналогов, функционируя без всяких рюшечек, наклеечек и иных приятных украшательств и за каждой такой подсистемой виделась малоприятная, но как показывает история, весьма эффективная рожа унтера Пришибеева, сиречь, государственной воли, а не интереса частных лиц.
Парадоксально, что как только элементы новой, передовой системы нескольку утверждались и даже появлялся некоторый жирок, и при этом государственное устройство не только переставало опережать, но начинало отставать от основных конкурентов, общество как бы забывало о собственной бедности и в лице деятелей, занятых в этих структурах, требовало переделать все «как на Западе».
Вернее даже не то, что бы забывало, а полагало бедность не причиной особенного государственного устройства России, а следствием.
Впрочем такая ситуация в прошлом чаще вела не к бедствиям, а наоборот, была действенным инструментом развития страны, ибо на «благословенном Западе» т.н. прогрессивные слои черпали на самом деле самые передовые идеи и взгляды, а влияние этих передовых слоев не стоит недооценивать.
Их страсть постоянно подталкивала российскую власть в ее реформаторской деятельности.
Реформы царствования Александра I (связанные с именем Сперанского), подготовка отмены крепостного права и создание достаточной для этого бюрократической системы в царствование Николая I и само освобождение при Александре.
Даже буржуазно-демократические реформы при Николае II, на которые по уровню развития капитализма российская буржуазия по большому счету еще не имела оснований претендовать – и в данном случае не важно, что для Российской государственной организации тогда это были уже мертвому припарки, ибо требовались куда более решительные изменения.
Одной из таких важных находок, позаимствованных нашими «прогрессивными слоями» на западе была теория г-д Маркса и Энгельса, придавшая несколько маниловскому романтизму отечественной интеллигенции более сухой, немецкий, практический характер.
smirnoff_v в Пределы разделения труда: унтер Пришибеев – герой русской революции. Я же хотел поговорить немного о другом, а именно о роли России в контексте всего вышесказанного, а так же о том, почему, как говорят апологеты майдана, «Россию ненавидят все соседи».
Дело в том, что у России и правда особый путь, но эта особость заключается не в каких-то культурно-этнографических особенностях, а в том, что Россия страна бедная, с низким общественным прибавочным продуктом.
Наверно мы единственные, кто в такой ситуации смог создать сложнон общество и культуру.
Хочу сразу заметить, что это не мое открытие, а давно представленный (как бы не с XIX века) подход.
У этой ситуации есть некоторые следствия, которые заключаются в том, что России для обороны против куда более богатого Запада (да и Востока в свое время) приходилось исхитряться и выдумывать нетривиальные ходы.
И основной особенностью было значение государственной власти.
И не просто значение, а опережающее развитие форм государственной организации по отношению к экономическому развитию.
Таки да – в России государство всегда было главным модернизаторам.
Приведу достаточно объемную цитату из замечательной книжки Ф. Нестерова, «Связь времен», изданной еще в советскую эпоху:
«Западная Европа в конце концов сосредоточила в руках своих монархов абсолютную власть, и она при переходе от сословно-представительной монархии к абсолютной разрушила права сословий, отменила вольности городов и самоуправление провинций («земель»).
В этом Россия далеко не оригинальна. Ее своеобразие в другом: в том, что, отставая от Запада в своем экономическом развитии, она сумела обогнать его в степени концентрации государственной власти.
Вотчинная монархия Ивана III могла выставить большую феодальную армию и держать ее дольше под знаменами, чем любая сословно-представительная монархия Европы.
Сословно-представительная монархия Ивана IV не уступала в этом смысле любой абсолютной монархии Запада, а абсолютизм Петра I, безусловно, превосходил ее.
Вот почему теоретик абсолютизма во Франции Жан Боден уже в XVI веке смотрит на Россию как на пример для подражания и призывает изучать историю «московитов, которые победоносно продвинулись до Волги и до Дона, и до Днепра и недавно завоевали Ливонию» [8].
Абсолютизм, как известно, соответствует мануфактурному периоду производства и предполагает в качестве своей экономической базы уже сложившийся национальный рынок и достаточно высоко развитое денежное хозяйство. Эти условия были в наличии во Франции в XVI веке, а в России появились только в XVII столетии, между тем как Иван III, государь-вотчинник, ведет себя уже в XV веке по отношению к вольным городам, Новгороду и Пскову, и к удельным князьям совсем так, как будут третировать коммунальные и областные вольности, а также права феодальной знати западноевропейские абсолютные монархи».
В общем-то, цели и причины такой ситуации понятны. России в его внешнеполитических условиях нужно было «выставить большую феодальную армию и держать ее дольше под знаменами, чем любая сословно-представительная монархия Европы».
Неудивительно, что и Ленин писал о том «что классовый характер царской монархии нисколько не устраняет громадной независимости и самостоятельности царской власти и «бюрократии» от Николая II до любого урядника».
Раз за разом русскому обществу приходилось создавать государственную систему не просто подобную, но опережавшую государственные системы своих основных противников. И недостаточные темпы опережения быстро приводили к жесточайшему кризису русской государственности.
Так случилось и 1917г. когда полусословное государство на полуфеодальной экономической базе (почти 90% крестьянского населения говорят о характере российской экономики больше, чем любые излияния апологетов «французской булки») оказалось неадекватным вызову современности, - а именно войне индустриального типа. Причиной тому было не какое-то осознанное сопротивление реформам со стороны царской власти, а просто невозможность дальнейшего развития с опережением в рамках не только сословного, но даже классового общества.
Тут ведь вот в чем дело! Создавая передовую систему общественной и в частности государственной организации на базе архаичной, бедной экономики нельзя было рассчитывать, что те или иные подсистемы вырастут в ней самостоятельно, или как говорят, естественным путем. Например, наука – ну не нужна феодальному обществу России эпохи Петра никакая наука. На нее попросту нет потребителей. Науку в этом обществе «устраивает» само государство. Театр с оперой и балетом оно тоже устраивает. И Сенат с дворянскими собраниями по уездам и губерниям. Ровно так же оно устраивает бюрократическую систему, учителей и врачей, заводы и инженеров и главное, ради чего все это творится – армию и флот «современного» на тот момент типа. Кстати сказать, таким образом, на определенном этапе российское государство породило интеллигенцию.
Просто армию и флот нельзя создать в одиночестве. Нужно взводить всю систему. Конечно, по бедности страны система получается весьма так себе – в лучшем случае «чистенько, но бедненько». Зачастую те или иные подсистемы, те или иные элементы долгое время существовали в виде проявлений культа Карго. Впрочем, мощь почвенной русской культуры со временем оживляла эти подсистемы, наполняли их собственной жизнью, интерпретируя их по собственному разумению.
По общественной бедности все эти подсистемы выглядели куда беднее западных аналогов, функционируя без всяких рюшечек, наклеечек и иных приятных украшательств и за каждой такой подсистемой виделась малоприятная, но как показывает история, весьма эффективная рожа унтера Пришибеева, сиречь, государственной воли, а не интереса частных лиц.
Парадоксально, что как только элементы новой, передовой системы нескольку утверждались и даже появлялся некоторый жирок, и при этом государственное устройство не только переставало опережать, но начинало отставать от основных конкурентов, общество как бы забывало о собственной бедности и в лице деятелей, занятых в этих структурах, требовало переделать все «как на Западе».
Вернее даже не то, что бы забывало, а полагало бедность не причиной особенного государственного устройства России, а следствием.
Впрочем такая ситуация в прошлом чаще вела не к бедствиям, а наоборот, была действенным инструментом развития страны, ибо на «благословенном Западе» т.н. прогрессивные слои черпали на самом деле самые передовые идеи и взгляды, а влияние этих передовых слоев не стоит недооценивать.
Их страсть постоянно подталкивала российскую власть в ее реформаторской деятельности.
Реформы царствования Александра I (связанные с именем Сперанского), подготовка отмены крепостного права и создание достаточной для этого бюрократической системы в царствование Николая I и само освобождение при Александре.
Даже буржуазно-демократические реформы при Николае II, на которые по уровню развития капитализма российская буржуазия по большому счету еще не имела оснований претендовать – и в данном случае не важно, что для Российской государственной организации тогда это были уже мертвому припарки, ибо требовались куда более решительные изменения.
Одной из таких важных находок, позаимствованных нашими «прогрессивными слоями» на западе была теория г-д Маркса и Энгельса, придавшая несколько маниловскому романтизму отечественной интеллигенции более сухой, немецкий, практический характер.
