Девять дней одного года

[marss2]

(с) Дмитрий Ромендик

Позавчера смотрел "Девять дней одного года" Михаила Ромма (1961) и не мог отделаться от ощущения тотальной фальши и мерзости происходящего. Благостные физики, как орешками жертвующие своими жизнями, ходульные образы.

Я было решил, что это у Ромма такая авторская фальшивая интонация – я много раз слышал упреки "Обыкновенному фашизму" в фальши. Но как можно зафиксировать интонацию, нужно ведь какое-то более овеществленное объяснение?

Вчера посмотрел "Весну" Александрова – 46-го года, снятую за 15 лет до Ромма. Сказать что был удивлен – ничего не сказать, я просто остолбенел. Благо у меня болит спина и двигаться мне противопоказанно.

"Весна" – это пародия на "Девять дней". Парадокс, но так, несмотря на то, что снята задолго до. Потому что назвать пародией на александровскую кинокомедию суперсерьезный пафосный фильм Ромма язык не поворачивается. Хотя по логике вещей именно так и есть.

Александров устами актера Черкасова стебется над клишированным образом советского ученого:

"Вы поймите, вы ученая, а ученый, это человек, который живет в замкнутом мире своих формул. Это пустынник в большом городе. В строгом уединении творит он будущее, презрев сегодняшние земные радости".

И весь фильм с шутками и прибаутками актеры эту чушь разбивают. Там еще довольно много прямых параллелей, я просто перестал выписывать цитаты. Кульминация "Весны" – эксперимент с водой. На суперфантастической установке Любовь Орлова перегоняет воду туда-сюда под воздействием солнечных лучей. А в амфитеатре сидят ученые в темных очках, чтобы их не ослепило солнце.

В это время лже-ученый (Ростислав Плятт) украл пробирку с солнечной энергией и подкатывает к домработнице (Фаина Раневская):

Плятт. Я теперь какой человек, вы мне скажете: "Бубенцов, достань солнце с неба". Пожалуйста, вот оно.
(достает светящуюся пробирку, она взрывается)
Плятт. Боже, как я погорел!
Раневская. И так будет со всяким, кто некультурно обращается с атомной энергией.
Плятт. Да не с атомной, а с солнечной.

Действительно, если в комедии Александрова, где все несерьезно, обращались с какой-то невнятной солнечной энергией, то в возвышенной драме Ромма облучались самой настоящей атомной. И не картинно взрывали пробирки – герой Баталова и тот лысый академик-самоубийца в начале фильма – а шли на смерть ради советской науки. В строгом соответствии с формулой шутливо заданной Александровым за 15 лет до этого:

"...ученый живет в замкнутом мире своих формул. Это пустынник в большом городе. В строгом уединении творит он будущее, презрев сегодняшние земные радости".

Такое впечатление, что авторы "Девять дней одного года" решились на грандиозный эксперимент: "А что если мы уберем весь юмор из смешной истории про фанатиков-ученых и сделаем все серьезно. Добавим идеологической "духовки" и самопожертвования ради науки. Ромм сотворил антипародию – выхолостил юмор и сделал из комедии трагедию.