![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
marss2Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
kirovtanin в ВЫ
kirovtanin в ВЫНаткнулся. Юрий Казаков "Во сне ты долго плакал":
"...По всему дому горел свет. Зажег свет он и на веранде. Сел на стул, снял с правой ноги башмак. Со звонким в гробовой тишине щелчком взвел курок. Вложил в рот и сжал зубами, ощущая вкус маслянистого холодного металла, стволы...
Да! Но сразу ли сел и снял башмак? Или всю ночь простоял, прижавшись лбом к стеклу, и стекло запотевало от слез? Или ходил по участку, прощаясь с деревьями, с Яснушкой, с небом, со столь любимой своей баней? И сразу ли
попал пальцем ноги на нужный спусковой крючок или, по всегдашней неумелости своей, по наивности нажал не на тот крючок и долго потом передыхал, утирая холодный пот и собираясь с новыми силами? И-зажмурился ли перед выстрелом
или до последней аспидной вспышки в мозгу глядел широко раскрытыми глазами на что-нибудь?"
Про самоубийство в 1972 году друга, некоего Юрия Голубкова, интеллигента. И потом долго-долго рассказывает про своего маленького сына. Очень поэтично. Рассказ это считается шедевром писателя.
А у меня другой рассказ. Как раз такой же застрелился и в таком же возрасте и тем же способом и примерно в тот же год.
"Первую, самую легкую практику я проходил в Кирове, в районной прокуратуре. От нечего делать просматривал прекращенные дела, они валялись повсюду, одно заменяло сломавшуюся ножку шкафа. Его то и запомнил более всего. Дело это было о самоубийстве - застрелился 50-летний сотрудник кировского радио, прямо у себя в кабинете, из ружья.
Он оставил огромное, страниц на восемьдесят, предсмертное письмо начальству и коротенькую записку семье. Письмо это я пытался читать, но не смог, было оно мелкое, наполненное скучными дрязгами – а запомнил вот что:
На каждой странице он по нескольку раз обращался с вопросом/упреком к начальству «Вы…» и писал это ВЫ как-то особенно крупно, витиевато и на большом расстоянии от соседних слов. Я перелистывал дело и дивился – никогда в жизни не видел столько «Вы» в одном документе: ВЫ, ВЫ, ВЫ, ВЫ…
А потом это ВЫ подперло его предсмертным воплем шкаф".
"...По всему дому горел свет. Зажег свет он и на веранде. Сел на стул, снял с правой ноги башмак. Со звонким в гробовой тишине щелчком взвел курок. Вложил в рот и сжал зубами, ощущая вкус маслянистого холодного металла, стволы...
Да! Но сразу ли сел и снял башмак? Или всю ночь простоял, прижавшись лбом к стеклу, и стекло запотевало от слез? Или ходил по участку, прощаясь с деревьями, с Яснушкой, с небом, со столь любимой своей баней? И сразу ли
попал пальцем ноги на нужный спусковой крючок или, по всегдашней неумелости своей, по наивности нажал не на тот крючок и долго потом передыхал, утирая холодный пот и собираясь с новыми силами? И-зажмурился ли перед выстрелом
или до последней аспидной вспышки в мозгу глядел широко раскрытыми глазами на что-нибудь?"
Про самоубийство в 1972 году друга, некоего Юрия Голубкова, интеллигента. И потом долго-долго рассказывает про своего маленького сына. Очень поэтично. Рассказ это считается шедевром писателя.
А у меня другой рассказ. Как раз такой же застрелился и в таком же возрасте и тем же способом и примерно в тот же год.
"Первую, самую легкую практику я проходил в Кирове, в районной прокуратуре. От нечего делать просматривал прекращенные дела, они валялись повсюду, одно заменяло сломавшуюся ножку шкафа. Его то и запомнил более всего. Дело это было о самоубийстве - застрелился 50-летний сотрудник кировского радио, прямо у себя в кабинете, из ружья.
Он оставил огромное, страниц на восемьдесят, предсмертное письмо начальству и коротенькую записку семье. Письмо это я пытался читать, но не смог, было оно мелкое, наполненное скучными дрязгами – а запомнил вот что:
На каждой странице он по нескольку раз обращался с вопросом/упреком к начальству «Вы…» и писал это ВЫ как-то особенно крупно, витиевато и на большом расстоянии от соседних слов. Я перелистывал дело и дивился – никогда в жизни не видел столько «Вы» в одном документе: ВЫ, ВЫ, ВЫ, ВЫ…
А потом это ВЫ подперло его предсмертным воплем шкаф".
