Владимир Пастухов
Aug. 17th, 2014 03:17 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
marss2А вот, кстати, нет ли у Вас ощущения, что время профессионалов уходит, отчасти из-за информационной революции, последствия которой оказались трагичны, потому что место профессионалов заняли компьютерные технократы. И в результате, как мне рассказывали мои американские коллеги, специалистов по современной политике нет. Они решили, что теперь, после Перестройки, в России происходит примерно то же, что и у них за Океаном — ну с какими-то незначительными поправками. В результате цивилизационное различие игнорируется, и им кажется, что «у нас» то же самое, что и «у них», но только у нас еще и плохой Путин. И вот надо его просто убрать — и все будет хорошо.
Вы знаете, я к этим тезисам, причем к обоим, отношусь достаточно спокойно. По поводу первого, я думаю, что каждое следующее поколение, начиная со времен Гомера, выдвигало аналогичный тезис о деградации культуры. Люди, которые застали конец античной эпохи, безусловно,были уверены в том, что произошло вырождение философии и поэзии, и о культуре разговаривать уже не с кем. В этой части я, скорее, соглашусь с Флоренским в том, что креативность, творческое начало есть биологическое свойство, в равной степени распределенное среди всех социальных слоев и во все времена существования человечества. Так что и из компьютерных технократов со временем вырастут философы.
Конечно, есть на Западе и те, кто полагает, что в России «все то же самое, что и у нас, и только с Путиным России не повезло». Но в целом западное аналитическое сообщество довольно профессионально. И вообще мои шесть лет пребывания в Лондоне показали, что со времен Герцена мы очень сильно переоцениваем степень загнивания Запада. Это тот самый случай, про который на Украине говорят, что пока «толстый сохнет, худой сдохнет». То есть, он, конечно, загнивает, но мы вполне сможем его опередить. У современного Запада, скорее, горе от ума. Поэтому здесь есть достаточно много умных людей в элите, которые до последнего времени считали, что Путин —идеальный диктатор для России.
Путин в понимании очень многих представителей западных элит — это человек, который держит под относительным контролем опасную, непредсказуемую империю, находящуюся на цивилизационном изломе, с забитым под завязку ядерным арсеналом. Он много говорит о русском возрождении, но в целом ориентирован на Запад и является классическим типом компрадорского правителя. По мнению некоторых, отнюдь не дружелюбно настроенных к России людей, он как раз и не дает России возможность проявить себя в каком-то ином формате, нежели в формате несостоятельного государства, все более и более впадающего в технологическую зависимость от третьих стран. Эти люди до последнего дня считали, что Путин —оптимальный выбор для России именно потому, что Россия при нем никогда не станет реальным конкурентом Запада в тех областях, которые для Запада существенны, то есть в том, что Ходорковский называет «экономикой знаний».
То есть фактически можно сказать, что в определенном смысле такая конструкция, которую очень любят выстраивать наши евразийцы, что де на Западе элиты боятся и трясутся, и самый ужасный кошмар — возрождение России, в том числе интеллектуальное, прорывы какие-то и так далее, —имеет под собой определенные основания?
В примитивном и невежественном современном русском «евроазиатстве» (не путать с цивилизованным и образованным евразийством) все поставлено с ног на голову. Никому не нужен лишний конкурент в областях, которые Запад считает своими. С другой стороны, никому также не нужен бардак и хаос. Россия как сырьевой придаток всех абсолютно устраивает. Русские сегодня очень сильно переоценивают роль и значение денег в мировой политике и мировой экономике. Есть такой тезис: центр силы смещается на Восток. Почему центр силы смещается на восток? Ответ, вроде лежит на поверхности: посмотрите на резервные фонды Китая, других восточных стран. Там же триллионы долларов, они могут купить все и всех, оптом и в розницу. Но, если присмотреться, то окажется, что ценность представляют не столько деньги, сколько виртуальные структуры производства знаний, которые позволяют эти деньги зарабатывать. Ибо деньги китайские, русские, индийские при желании можно превратить в фантики. А вот инфраструктуру Гарварда и Принстона, Кэмбриджа и Оксфорда, все это сложнейшее сетевое пространство производства современных знаний, которое Запад пестует и лелеет, убить не так просто.
Поэтому «русское возрождение» в его сегодняшнем балаганном виде на Западе никого особенно не пугает. Когда русский спутник первым взлетел – это напугало Кеннеди. Когда Обаме докладывают, что десятый русский спутник упал, - это его вряд ли впечатляет. Вот если МГУ реально займет первую строчку не своего непонятно кем сверстанного, а реального мирового рейтинга вузов, то многие бы напряглись. Но пока в МГУ преподают «евроазиаты», Запад может спать спокойноМожно ли представить себе, что существует какая-то возможность отката, в смысле разворота, возврата в режим большей предсказуемости, большей традиционности в широком смысле слова, если говорить о христианской политике, существует ли такой сценарий и можно ли этому сценарию помочь? И в этом смысле не является ли публикация Вашей книжки попыткой повлиять на то, чтобы, если не элиты, то по крайней мере читающая публика каким-то образом в эту сторону начала смотреть?
Наверное, да, это было бы мечтой любого автора - на что-то повлиять, но я не верю в то, что можно кого-то в чем-то убедить при помощи текстов. Можно помочь сомневающемуся. В России и на Украине сегодня мало тех, кто сомневается, все больше люди, свято верящие в свою правоту. Им книги читать бесполезно и писать для них бессмысленно. Веру не перешибешь знанием. Поэтому я просто пытался поддерживать тональность разговора, равноудаленную от истерики, которая сегодня превалирует на всех трех полюсах конфликта - в России, на Украине и на Западе.
Когда-то мне пришлось участвовать в сложном процессе реформирования Союза кинематографистов СССР. Были жаркие дискуссии о том, какими должны стать отношения между бывшими республиканскими кинематографическими организациями. И со стороны России в этой дискуссии все время звучал один лейтмотив – мы готовы вас кормить, но придите и возьмите с благодарностью хлеб с нашей руки, а не пытайтесь ее укусить.
Мы даже больше дадим, чем просите.
И многие интеллигентные, исключительно талантливые русские люди, совершенно искренне не понимали, почему все украинцы, эстонцы, грузины и другие «братья» не хотят есть хлеб со щедрой русской руки. Эта патронажная модель отношений, которую Россия все время пытается каким-то образом навязать соседям, является тупиковой. В той далекой «послепоколенческой» перспективе, о которой я говорил с некоторым оптимизмом, когда ужасы войны «затрутся», отношения между Россией и Украиной сложатся уже на совершенно другой основе. Там не будет ничего «братского». Там будет соседское. Правда, до этого надо еще дожить.
В то же время, посыпая вместе с Вами солью и перцем исторические раны, я обязан сказать, что мне бы очень не хотелось, чтобы все «шишки падали только на Россию». Потому что ответственность за кризис лежит не только на России. Причина кризиса не только в стремлении России сохранить патронажные отношения и удержать Украину в имперских объятиях. Ответственность за кризис лежит и на Украине с ее детской болезнью национализма, с ее нежеланием воспринимать реальность такой, какой она есть, с ее желанием спекулировать на слабости - извините, пожалуйста, за это неполиткорректное высказывание. Об этом тоже нельзя забывать.
Тут есть одна очень сложная для меня тема. Это то, что фактически Украина как единство так и не состоялась. По крайней мере, как единство в тех сталинских границах, которые мы имеем сейчас. Я это говорю не потому, что сужу об этом по последним событиям. Я и раньше общался с украинцами с востока и юго-востока Украины, который сейчас пылает, и уже тогда я понял, что эти люди, конечно, не принадлежат России, но они и не осознают себя частью Украины. Они рассматривают Киев как некую нейтральную территорию.
Так называемая «Новороссия» - это ничейная земля, традиционное Гуляй-поле. Эта территория действительно так и не интегрировалась полноценно в современную Украину. Но это иллюзия, что поэтому она может когда-то быть полноценно интегрированной в Россию. Если предположить такой ужасающий сценарий, при котором по каким-то причинам эта территория все-таки становится частью России, как Крым, в результате ли военной интервенции или в результате еще чего-то другого, то это будет очаг напряжения почище любой Чечни.
=====================
Когда я сегодня обращаюсь к людям, живущим в России, со своим холодно-рассудочным анализом и спрашиваю, зачем надо было ради куска на самом деле стратегически абсолютно незначимой территории, хотя, конечно, занимающей очень важное символическое место в русской национальной памяти, уничтожать возможность стратегического влияния при помощи «мягкой силы» на ситуацию в Украине в целом и во всем огромном «лимитрофе», раскинувшемся на пространстве между Черными Балтийским морем, то меня никто не слышит. И, когда я обращаюсь к украинцам и говорю им о том, что, с моей точки зрения, эта война – всего лишь борьба двух бандитских элит, и что Украина в моем представлении является таким же гангстерским государством, каким является Россия, и более того, если быть до конца откровенным, то уровень коррумпированности украинских элит во многом превосходит уровень коррумпированности московских элит, то меня тоже никто не слышит.
Когда мне в качестве довода в свою защиту на Украине говорят о том, что у России есть Путин, который "чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй", то я должен сказать, что в реальности борьба идет между единоличным Путиным и коллективным Путиным, которым является сегодняшняя украинская правящая элита. К огромному моему сожалению, вопреки повсеместно распространенному на Украине мнению, бардак не является демократией. Поэтому Украина не является сегодня ни в какой степени более демократическим и более либеральным государством, чем Россия. Это война двух в самом печальном смысле равных осколков империи между собой на периферии европейской цивилизации. И, хоть это звучит обидно, но это ближе к реальности, чем попытка стилизовать гражданскую войну под отечественную.
Украина в течение многих лет троллила Россию, пытаясь выжать максимум выгоды из своего геополитического транзитного положения, абсолютно не взвешивая рационально имеющиеся ресурсы и разницу потенциалов. Собственно, то же самое сегодня Россия делает по отношению к Западу, когда, вставая с колен, пытается изловчиться, подпрыгнуть и дать тычок Западу в зубы, чтобы тот осознал,где «его место». Но ведь и Украина вела себя по отношению к России очень похоже, когда игнорировала колоссальный разрыв в экономических, военных, да и в политических потенциалах, пытаясь каким-то образом выжать сиюминутную выгоду из некоторой зависимости России от транзита нефти и газа через территорию Украины.
Так это или не совсем так – не в этом даже проблема. А проблема в том, что сегодня очень трудно стало вообще критиковать Украину (я имею ввиду, конечно, добросовестную критику, а не злонамеренную российскую пропаганду). Естественно, Украина является жертвой наглой и подлой агрессии. Не вызывает сомнений, что против нее ведется сегодня необъявленная война. Бесспорно, что часть территории ее сейчас оккупирована Россией. Но это не значит, что говорить сегодня об Украине можно только хорошо или никак, посыпая голову пеплом. А это единственная тональность, в которой сегодня Украина предпочитает вести диалог.
Да, фактически так.
Это очень сложный вопрос, особенно когда речь заходит о критике со стороны России. Потому что это затрагивает такую больную тему как покаяние. Много лет назад, когда в разгар перестройки мне пришлось читать лекции в Польше, я столкнулся с тем, что практически после каждого моего выступления от меня требовали покаяться за преступления сталинского режима перед польским народом. Тогда по молодости это вызывало у меня некоторую аллергию: и потому что я не ощущал своей персональной связи со сталинским режимом, и потому что инстинктивно полагал, что в рамках христианской традиции прощение должно идти впереди покаяния.
Сегодня я был бы менее категоричен в этом вопросе. Мы все несем ответственность за то, что происходит в России и вокруг нее – и те, кто за, и те, кто против. В одном моя позиция остается неизменной – покаяния нельзя требовать. Потому, что когда этого требуют, то тот, кто требует покаяния, выглядит ничуть не лучше того, кто отказывается каяться. Это ведь не долг, а прозрение.
И вот возникает дилемма, почти неразрешимая, ставшая одной из причин того, почему я не принимал участия в Конгрессе русской и украинской интеллигенции в Киеве. С одной стороны, я понимаю, что, когда Украина переживает эту чудовищную агрессию, когда на ее территории полыхает гражданская война и когда Россия вмешалась в эту войну на стороне одной из сил, приехать в Киев и говорить правду, то есть говорить о том, что главные беды Украины не от русских, а от собственных настроений, от отсутствия внутренней консолидации, от неспособности создать нормальную государственность, от того, что сами довели дело до гражданской войны, дав русским повод в нее вмешаться, было бы чудовищно бестактно. С другой стороны, не говорить этого, просто бить себя в грудь и обвинять во всем Кремль и его обитателей, - значило бы погрешить перед истиной. В юриспруденции есть такая тема – виктимное поведение жертвы. Это не оправдывает преступление, но отчасти объясняет логику преступника.
Тут есть еще одна такая сложная история, связанная даже не с виктимностью, а с тем, что украинское общество, точнее говоря, его политические элиты, вместо того, чтобы разговаривать с российскими элитами (до всяких конфликтов), постоянно пыталось апеллировать к третьей стороне, а именно к Западу, всем своим видом показывая, что мы-де сейчас, конечно, имеем дело с вами, но если что, то нам дядя поможет. Я наблюдал это, это было очень заметно. И вот это отсутствие серьезной коммуникации при наличии третьей стороны, которая где-то на заднем плане все время присутствовала, мне кажется, очень раздражало политические элиты в России. Ощущение того, что разговаривают с тобой, но все время держат руку на какой-то кнопке, дескать, если что, то мы пожалуемся.
Есть простой и неоспоримый факт - украинская экономика в том виде, в котором она сложилась к сегодняшнему дню, на ближайшую и среднесрочную перспективу не может существовать полноценно в отрыве от российской экономики и без финансовых субсидий со стороны третьих стран, в какой бы форме они не выражались, будь то льготная цена на газ или кредит на покупку этого газа. Это объективная реальность, данная украинцам в весьма неприятных ощущениях. Что поделаешь – мир вообще несправедлив.
Если это - объективная реальность, то возникает вопрос: как с этой реальностью быть? Наверное, нужна какая-то политическая реакция на эту экономическую зависимость, какая-то стратегия жизни в условиях зависимости. Эта политическая реакция должна быть адекватной. Если ты от кого-то зависишь, то ты должен найти способ как-то уладить проблему, наладить с тем, от кого зависишь, отношения. Этой адекватности с украинской стороны сейчас нет. Политика Украины, начиная с 2004 года, сводилась к попытке игнорировать реальность, то есть эту самую фактическую зависимость от России. А игнорировать проблему — это не лучший способ ее решать. На что оставалось рассчитывать украинским элитам, если они не хотели мириться с неприятной для них реальностью? Только на вмешательство третьей силы – на «звонок другу». Они рассчитывали на то, что появится, - как Вы сказали, - «дядька», который компенсирует их слабость своей силой и заставит Россию продолжать спонсировать украинскую экономику, не получая ничего взамен, ни экономически, ни политически.
То есть была надежда, что Россия в одностороннем порядке возьмет на себя обязательства дотировать Украину из-за того, что не захочет ссориться с Западом. Такой вот собственно примитивный был концепт. Но не сложилось, Россия сорвалась с резьбы и пошла на конфронтацию с Западом. И Украина оказалась в положении заложника своих собственных иллюзий, своего неверного геополитического расчета. Одну сторону недооценили, другую переоценили.
Конечно, у всякой Луны есть обратная сторона. Россия, будучи на 100% уверенной в том, что у нее есть такой мощный рычаг давления на украинскую элиту, как полная экономическая зависимость Украины от российского рынка, считала, что она может делать с ней все, что угодно, что украинцы«все съедят», на коленях приползут и попросят есть с той самой руки, которую им двадцать лет одержимо навязывают. Россия недооценила мощи национального движения, вот этого просыпающегося еще только самосознания украинского народа. Эту мощь Россия недоучла, проспала, посчитала, что сопротивление будет слабым, а сопротивление оказалось огромным. И теперь надо делать хорошую мину при плохой игре, делать вид, что все так и было задумано, что мы всю жизнь только и мечтали, чтобы вернуть Крым да Новороссию. На самом деле, присоединение Крыма – это аварийный сценарий, это от безвыходности, а не вследствие реализации наполеоновских планов.
Ну и, конечно, за всем этим наблюдал со стороны третий игрок – Запад, у которого, во-первых, есть свои интересы и, во-вторых, который вообще ничего в этом не понимает по-настоящему. Запад весь этот бардак на Украине почти всерьез воспринимает как движение к либерализму, демократии и европейским ценностям. Вот тут я могу сказать только хорошее украинское слово «щас». Понимаете? Последнее, на что похоже украинское политическое устройство, — это либеральная демократия.
И вот здесь, мне кажется, лежит очень серьезная проблема коммуникации, и даже сложнее – проблема интерпретации. Потому что действительно, каким образом понять, в каких моделях объяснить, что собственно происходит в России, что собственно происходит в Украине, поскольку на Западе видят это через свою какую-то очень своеобразную линзу. Поскольку я востоковед и много занимаюсь тем, что происходит на Востоке, я вижу, что вот эта близорукость представления катастрофически сломала судьбу нескольких стран на Востоке. Это можно говорить и про Ливию, и про Ирак, и про Афганистан. Нет ли здесь такой опасности, что Запад, пытаясь защитить Украину, на самом деле навязывает ей какой-то несуществующий сценарий?
Мне кажется, что все гораздо хуже – никакого сценария у Запада нет, это миф кремлевской пропаганды. Потому что возможны две гипотезы, а не одна. Первая гипотеза, которую Вы предложили, что у Запада существует какая-то ложная стратегия, которая навязывается им третьим странам. Это стратегия насильственного продвижения к либеральным ценностям и демократии. Но на самом деле эта стратегия осталась где-то в 80-90-х годах прошлого столетия и на самом Западе уже устарела. Здесь очень многие люди и в элитах, и в академических кругах, и в правительстве прекрасно отдают себе отчет в том, что «наивная транзитология» себя полностью дискредитировала. И с моей точки зрения, более верной является другая гипотеза, что никакой вообще толковой стратегии у Запада по отношению к мировой периферии нет. То, что произошло с Украиной, есть следствие не столько применения Западом ложной стратегии, сколько печальное последствие отсутствия какой бы то ни было стратегии вообще.
В медицине есть такое понятие как «симптоматичное лечение». Когда вообще непонятно, чем человек болен, но есть, положим, температура, которую можно снизить, то снижают температуру, не задумываясь, что делать дальше. России и Украине сейчас сбивают температуру. Что делать с самой опухолью, никто не знает.
Вы упомянули ближневосточные автократические режимы. Запад не понимает, почему они появляются, какую роль они играют, что на этом месте вообще может и должно быть. Но Запад понимает, что они являются рассадником терроризма, доставляют некоторое беспокойство своей коррумпированностью, нарушают баланс отношений, — значит, это некое зло, которое надо лечить. Запад не понимает, что можно с этим поделать глобально, но что-то же делать надо. Поэтому он и поддерживает «арабскую весну». Я, кстати, абсолютно не сторонник точки зрения, что «арабская весна» — это изобретение ЦРУ. Мы живем уже в том мире, когда любая небольшая, но хорошо организованная группа толковых романтиков, подгадав момент, способна вздыбить любую страну, если там сложится революционная ситуация.
И то же самое происходит, собственно говоря, с Украиной. Идут какие-то процессы. Процессы эти Западу абсолютно непонятны. Но при этом ему надо занимать какую-то позицию. С одной стороны, хочется укрепить свое влияние в регионе, особенно с учетом того, что Россия становится все более и более враждебной Западу. С другой стороны, не хочется особо ссориться с Россией, так как большая война никому не нужна. В то же время, там уже идет революция, и надо на чью-то сторону встать. Дальше декларируется некоторая политическая фикция: презумпция того, что все наблюдаемое — это и есть демократия. Под эту фикцию можно подверстать какие-то отработанные алгоритмы. Но, когда Запад эти старые алгоритмы задействовал, Россия пошла «на разрыв шаблона» и отреагировала не так, как она реагировала до этого, а так, как она реагировала лет 30-40 тому назад, то есть ввела ограниченный контингент неопознанных (в смысле без опознавательных знаков) войск в Новороссию. Все, что было дальше, если говорить о Западе, было больше похоже на истерику, чем на осознанную реакцию. Впрочем, Россия от Запада в этом вопросе недалеко ушла, о чем я еще скажу.
У меня тоже есть такое ощущение.
Санкции, например, - это тоже во многом истерика. Это не значит, что я противник санкций вообще. Если есть агрессор, нарушитель международного порядка, то он должен быть наказан. Но с моей точки зрения, принимаемые меры - это пока больше попытка утешить самих себя, продемонстрировать активность. Стратегически, к сожалению, это мало что дает, потому что, если Запад вползает в холодную войну, то ему нужно восстанавливать инструменты долгосрочного воздействия. Ему надо не столько санкциями заниматься, сколько деньги вкладывать в системы политического влияния. В конце концов, начать изучать своего оппонента – ведь все школы советологические практически давно порушены…
Превалирует.
Я пытался вернуться к разумной критике в философском понимании этого слова. Ни одна сторона — ни Россия, ни Украина, ни Запад— не выглядят безукоризненно. Ни для одной стороны эта война не является абсолютно справедливой, и ни одна сторона не может сказать, что она имеет безупречные этические основания для войны. Это очень подлая война. К сожалению, и для Украины все не так однозначно, как хотелось бы. Киев утюжит территорию, жители которой имеют свою самобытную культуру и обособленное самосознание, не вписывающееся в общеукраинское национальное движение, вместо того, чтобы пытаться найти с этим сообществом некий общий язык, как Оттава находит его с Монреалем, а Лондон (в муках) находит его с Эдинбургом…
В чем вообще принципиальная разница в мировоззрении некоторых бойцов Нацвардии и одержимых партизан войска Донского? Ни в чем. Мне кажется, что Украина из-за своей институциональной слабости просто не смогла позволить себе в своей внутренней политике того великодушия и мудрости, рассчитанных на десятилетия вперед, которые Россия из-за ее институциональной слабости не смогла позволить себе в своей внешней политике. Несмотря ни на что, я считаю попытку решить проблему Донбасса исключительно силой все-таки большой ошибкой.
По поводу Запада, который отчасти своей политикой спровоцировал этот конфликт, приведу один пример. Собственно, в самом начале эпопеи Россия все-таки еще требовала ряд вполне рациональных вещей, которые не были ни запредельно наглыми, ни запредельно безумными. Ну, например, требование о том, чтобы по вопросу о присоединении Украины к Евросоюзу были проведены трехсторонние переговоры с участием России, как заинтересованной стороны с самостоятельными требованиями (как любят выражаться юристы). Является ли это требование безумным или нарушающим чей-то суверенитет? По-моему, нет. Есть ли в этом требовании здравый смысл? Наверное, да.
У России есть реальные экономические интересы, их никто не отменял. Должны ли мы все отказаться признавать, что у России есть объективные национальные экономические интересы только потому, что кто-то не любит Путина и все, что он делает? Думаю, что нет. Любой человек, оказавшись на месте Путина, должен был предложить трехсторонние переговоры по поводу отношений с Европой и Украиной. Я думаю, что и Ходорковский, и Немцов, и кто угодно это бы сделал, будь он у власти в Москве.
И вот что самое смешное - когда Крым присоединили насильственно к России и все понеслось, то эти переговоры состоялись. И я не заметил, чтобы небо упало на землю. А если бы эти переговоры произошли в начале января? А если бы на них были выработаны какие-то разумные экономические условия вхождения Украины в экономическое пространство Европы, при которых Россия получала бы гарантии оплаты поставленного ею Украине газа? Возможно, тогда выбор между мирным и немирным сценарием мог быть в Кремле более рациональным. Здесь есть о чем поговорить.
Вообще говоря, у меня лично было некоторое внутреннее ощущение, что был момент, когда было необходимо легализовать завоевания Майданной революции, в который еще Россия и Майдан могли каким-то образом договориться — и не было бы, возможно, и аннексии Крыма, и уж тем более не было бы этой чудовищной войны на юго-востоке.
Я всегда считал, что нахождение Крыма в составе Украины является несколько проблемным и при определенных условиях может привести к конфликту, хотя категорически отрицал возможность какого-либо силового решения этой проблемы. Я полагал, что вопрос Крыма можно было решить разумно, превратив его в специфическую офшорную зону под политическим протекторатом Украины и при совместном экономическом управлении России и Украины. Ну, что-то вроде славянского Гонконга. Вообще многое можно было бы сделать иначе, если бы каждая из сторон не пыталась зажечь «Воронью слободку» со своего угла. К сожалению, все три стороны конфликта решили поджечь украинскую «Воронью слободку», и поэтому, как сказали классики, она была обречена.
У меня есть еще и другое ощущение, что спрос с России и Запада больше, чем с Украины сейчас. Украина действительно сделала много ошибок, но учитывая ее слабость, недооформленность и недостаточность в плане механизмов принятия решений, то что «недопридумала» Украина, должны были «допридумать» в России и на Западе. Но вместо этого они начали играть между собой в конфронтацию.
Ответственность в целом несут все три стороны конфликта, но ее уровни разные и у каждого свой. Я убежден в том, что спрос с России больше, чем со всех остальных. И знаете почему? Представьте себе, что есть какой-то ветер истории. Во все времена существует главный исторический тренд. Проблема России сегодня в том, что она решила идти против этого ветра истории. Это происходит второй раз за сто лет. Но в первом случае Россия хотела взлететь на небо в будущее, а теперь она хочет зарыться под землю в прошлое.
Россия тянет сегодня канат в другую сторону, чем все остальные. Она создает сильное напряжение, и это напряжение общего, глобального порядка. А Украина — это всего лишь частный случай. Проблема возникла из-за того, что Россия вместо того, чтобы объединяться с Европой и искать способы строить совместное пространство христианского мира, пытается убежать из Европы и тянет за собой других. Вот Украина и попала на историческую дыбу, на которой Россия и Европа растягивают ее между собою. Беда России не в том, что она защищает свои интересы – так делают все. Беда в том, что она это делает, пытаясь реализовать очередную русскую утопию. Россия предлагает миру вернуться в средневековье, закопаться в глубины истории. Это ни для кого не может быть приемлемым. Такое ее поведение делает рациональный выход из кризиса невозможным.
