Юрий Буйда
Aug. 10th, 2014 01:58 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
marss2..Поздней осенью меня назначили ответственным за проведение выборов в самом крупном сельсовете района. Выборы проводились сразу в Верховный Совет, в областной, районный и сельский: экономно.
Выехал я на место часов в пять утра — по первому снегу. В шесть открылись избирательные участки, и народ хлынул. Первыми, как всегда, — десяток стариков-ветеранов с орденами-медалями (за родину, за Сталина), а затем — доярки-свинарки-телятницы. У них начиналась смена на фермах, и вот их автобусом по пути на работу завозили на участок. Тетки быстренько кидали бюллетени куда надо и бежали в буфет: в такие дни там продавали дефицит — колбасу, конфеты в коробках и т.п.
Каждые полчаса звонил инструктор райкома — он называл себя “специалистом по спариванию партии и народа” — и спрашивал: как там у вас дела? Вот, мол, другие сельсоветы голосуют так-то, отстаете…
К девяти утра проголосовало процентов восемьдесят—восемьдесят пять избирателей. Фермы, мехмастерские, строители, водители, учителя… А одна бригада — свиноферма — не проголосовала. И ни слуху ни духу. Решил я туда съездить. Со мной отправился опытный в таких делах мужчинка с опечатанным ящиком для голосования: в случае чего на месте пусть голосуют.
Приехали
. Поле. Ферма. Несколько домиков и сараев — никакой ограды. На первом снегу — ни следа, это в десятом часу утра.
Я вышел из машины. Окна в ближайшем доме — самом большом — заткнуты каким-то тряпьем, подушками. Из окна рядом с дверью высунулся голый мальчишка лет десяти. Вылез на коленках на широкий подоконник и помочился на снег.
— Дома кто есть? — спросил я.
Мальчишка кивнул и скрылся.
Захожу. Большое помещение затянуто паром. Полутьма. Пригляделся. На полу вдоль стен лежат какие-то люди, укрывшиеся кто пальто, кто одеялом, за столом — пяток полуголых мужиков, на плите — огромная кастрюля, от нее и валит пар.
— Начальник! — кричит какой-то мужик. — Садись с нами, позавтракаем чем бог послал!
На лацкане у меня депутатский значок — мужик сразу понял, что я начальник.
А у мужика на плече — наколки бывалого зека (типа “ССССД” — свою совесть съел с соплями в детстве).
Цыгане.
В тот день бог был добр к цыганам: он послал им на завтрак десяток “бомб” — литровых бутылок дешевого вина, хлеб и вареную свеклу, украденную с фермы.
Я им про голосование — они мне про выпить. Ну выпили по стакану. Свеклу я есть не стал, но хлеба с ним преломил. Поговорили о том о сем. Меня заинтересовало, как им удалось так расширить помещение: дом трехкомнатный, а у них вместо трех комнат — один огромный зал и кухня тут же.
— Топором, — сказал мужик. — Взяли топор и вырубили перегородки.
Оказывается, они пропили уголь, а потом использовали все деревянное в доме для печек.
— Голосовать будем? — спросил я.
— Бросай бюлетни, — великодушно разрешили цыгане. — Мы ж не против советской власти.
Опытный мужичок, который меня сопровождал, записал их ФИО и бросил бюллетени в ящик.
Выехал я на место часов в пять утра — по первому снегу. В шесть открылись избирательные участки, и народ хлынул. Первыми, как всегда, — десяток стариков-ветеранов с орденами-медалями (за родину, за Сталина), а затем — доярки-свинарки-телятницы. У них начиналась смена на фермах, и вот их автобусом по пути на работу завозили на участок. Тетки быстренько кидали бюллетени куда надо и бежали в буфет: в такие дни там продавали дефицит — колбасу, конфеты в коробках и т.п.
Каждые полчаса звонил инструктор райкома — он называл себя “специалистом по спариванию партии и народа” — и спрашивал: как там у вас дела? Вот, мол, другие сельсоветы голосуют так-то, отстаете…
К девяти утра проголосовало процентов восемьдесят—восемьдесят пять избирателей. Фермы, мехмастерские, строители, водители, учителя… А одна бригада — свиноферма — не проголосовала. И ни слуху ни духу. Решил я туда съездить. Со мной отправился опытный в таких делах мужчинка с опечатанным ящиком для голосования: в случае чего на месте пусть голосуют.
Приехали
. Поле. Ферма. Несколько домиков и сараев — никакой ограды. На первом снегу — ни следа, это в десятом часу утра.
Я вышел из машины. Окна в ближайшем доме — самом большом — заткнуты каким-то тряпьем, подушками. Из окна рядом с дверью высунулся голый мальчишка лет десяти. Вылез на коленках на широкий подоконник и помочился на снег.
— Дома кто есть? — спросил я.
Мальчишка кивнул и скрылся.
Захожу. Большое помещение затянуто паром. Полутьма. Пригляделся. На полу вдоль стен лежат какие-то люди, укрывшиеся кто пальто, кто одеялом, за столом — пяток полуголых мужиков, на плите — огромная кастрюля, от нее и валит пар.
— Начальник! — кричит какой-то мужик. — Садись с нами, позавтракаем чем бог послал!
На лацкане у меня депутатский значок — мужик сразу понял, что я начальник.
А у мужика на плече — наколки бывалого зека (типа “ССССД” — свою совесть съел с соплями в детстве).
Цыгане.
В тот день бог был добр к цыганам: он послал им на завтрак десяток “бомб” — литровых бутылок дешевого вина, хлеб и вареную свеклу, украденную с фермы.
Я им про голосование — они мне про выпить. Ну выпили по стакану. Свеклу я есть не стал, но хлеба с ним преломил. Поговорили о том о сем. Меня заинтересовало, как им удалось так расширить помещение: дом трехкомнатный, а у них вместо трех комнат — один огромный зал и кухня тут же.
— Топором, — сказал мужик. — Взяли топор и вырубили перегородки.
Оказывается, они пропили уголь, а потом использовали все деревянное в доме для печек.
— Голосовать будем? — спросил я.
— Бросай бюлетни, — великодушно разрешили цыгане. — Мы ж не против советской власти.
Опытный мужичок, который меня сопровождал, записал их ФИО и бросил бюллетени в ящик.
