![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
marss2— Люк, я твой отец.
— Не-е-е-ет!
х\ф «Звездные войны: Империя наносит ответный удар»
Многие издания уже писали о том, что своей победой новый президент США Дональд Трамп обязан политической корректности.
Ведь верхом в Белый дом он въехал как раз на тех темах, которые традиционно были табуированы для обсуждения политической и университетской элитой (нелегальная миграция, исламизм и т. д.).
Однако Трамп обязан американским левым (или, как там принято говорить, прогрессистам и либералам) гораздо больше, чем может изначально показаться.
В действительности феномен Трампа создала другая излюбленная левая практика — «политика идентичности».
Ведь верхом в Белый дом он въехал как раз на тех темах, которые традиционно были табуированы для обсуждения политической и университетской элитой (нелегальная миграция, исламизм и т. д.).
Однако Трамп обязан американским левым (или, как там принято говорить, прогрессистам и либералам) гораздо больше, чем может изначально показаться.
В действительности феномен Трампа создала другая излюбленная левая практика — «политика идентичности».
Когда-то давно Карл Маркс ввел два не самых понятных термина: «класс в себе» и «класс для себя». Первый описывает ситуацию, когда класс — объединенная некими объективными экономическими интересами прослойка — еще не осознает себя общностью, а потому действует себе в ущерб (работает на капиталиста и воюет в империалистических войнах). На стадии «класса для себя» люди наконец осознают общие интересы и начинают бороться за выгодные им политические институты.
Это и есть прообраз «идентичности», к сознанию которой должен прийти пролетариат. При жизни Маркса не произошло ничего подобного.
Не произошло и после: глупые рабочие продолжали участвовать в империалистических войнах на стороне своих глупых национальных государств, а после установления мира — о, ужас — не спешили оказывать поддержку левым партиям (часто, наоборот, поддерживали консерваторов).
Чем окончательно разочаровали левое движение, обратившее свой взор к другим формам идентичностей, а именно — к идентичностям разнообразных меньшинств. Сейчас результат этого поворота часто называют «культурным марксизмом».
Это и есть прообраз «идентичности», к сознанию которой должен прийти пролетариат. При жизни Маркса не произошло ничего подобного.
Не произошло и после: глупые рабочие продолжали участвовать в империалистических войнах на стороне своих глупых национальных государств, а после установления мира — о, ужас — не спешили оказывать поддержку левым партиям (часто, наоборот, поддерживали консерваторов).
Чем окончательно разочаровали левое движение, обратившее свой взор к другим формам идентичностей, а именно — к идентичностям разнообразных меньшинств. Сейчас результат этого поворота часто называют «культурным марксизмом».
Но «политика идентичности» давно вышла за пределы левого дискурса и настолько вросла в общую политическую повестку, что воспринимается как нечто само собой разумеющееся.
Меньшинства должны объединяться в политические группы, выдвигать свои требования и формировать выгодные для себя институты. Казалось бы, это очевидно: что же представляет собой реальная политика, как не борьбу разнообразных групп интересов за лакомый кусок и место под солнцем?
Меньшинства должны объединяться в политические группы, выдвигать свои требования и формировать выгодные для себя институты. Казалось бы, это очевидно: что же представляет собой реальная политика, как не борьбу разнообразных групп интересов за лакомый кусок и место под солнцем?
Однако это не так. Борьба групп, конечно, была характерна для человечества с самых древних времен. Только основатели США как раз в этом и видели главную угрозу.
Опасения, что какая-либо социальная группа узурпирует власть или же значительная часть населения устроит «тиранию большинства», — все представляло демократию в виде утопии и требовало создания той самой республиканской системы сдержек и противовесов.
Но есть основания полагать, что важны не столько сама эта система, сколько тот социальный механизм, о котором впервые писал Джеймс Мэдисон:
Опасения, что какая-либо социальная группа узурпирует власть или же значительная часть населения устроит «тиранию большинства», — все представляло демократию в виде утопии и требовало создания той самой республиканской системы сдержек и противовесов.
Но есть основания полагать, что важны не столько сама эта система, сколько тот социальный механизм, о котором впервые писал Джеймс Мэдисон:
«Чем малочисленнее общество, тем скуднее в нем число явных партий и интересов, его составляющих, тем чаще большинство граждан оказываются приверженцами одной партии, а чем меньше число лиц, составляющих такое большинство, и чем меньше территория, на которой они размещаются, тем легче им договориться между собой и осуществить свои утеснительные замыслы. Расширьте сферу действий, и у вас появится большее разнообразие партий и интересов; значительно уменьшится вероятность того, что у большинства возникнет общий повод покушаться на права остальных граждан, а если таковой наличествует, всем, кто его признает, будет труднее объединить свои силы и действовать заодно».
Впоследствии социолог Мартин Липсет называл это «пересекающимися линиями разделения социума» (cross-cutting cleavages).
Суть в том, чтобы люди состояли во многих группах сразу (этнических, религиозных, профессиональных, политических и т. д) и все эти группы пересекались между собой. Тогда человек будет взаимодействовать с одной группой людей в роли соплеменников, с другой — в качестве коллег, с третьей — как с собратьями по вере.
При этом среди соплеменников он будет встречать иноверцев, среди коллег — представителей других национальностей и убеждений и так далее. Что это значит на практике?
Таким образом, никто не сможет принадлежать к какой-то единственной группе, воюющей с другими за власть.
А выбор власти перестает быть игрой с нулевой суммой и высокими ставками (если выигрывает племя хуту, то проигрывает племя тутси, и наоборот) и становится просто техническим решением.
К примеру, избиратель принадлежит сразу к нескольким группам: «женщины», «предприниматели», «налогоплательщики» и «христиане». В этом году выбор может быть в пользу кандидата, выгодного одним группам, а в следующем году — другим.
Оказывается так, что никто не заинтересован в окончательной победе каких-либо групп, поскольку сам состоит во многих — выигрыш в одном всегда обернется проигрышем в чем-то другом.
Быть может, эта возможность состоять в многообразии групп, иметь множество равноценных идентичностей — одно из самых важных правовых завоеваний в истории. Нельзя сказать, что этот механизм всегда работает идеально (хотя бы в период 1861–65 годов в США работал он, прямо скажем, не очень), однако в целом — работает.
Суть в том, чтобы люди состояли во многих группах сразу (этнических, религиозных, профессиональных, политических и т. д) и все эти группы пересекались между собой. Тогда человек будет взаимодействовать с одной группой людей в роли соплеменников, с другой — в качестве коллег, с третьей — как с собратьями по вере.
При этом среди соплеменников он будет встречать иноверцев, среди коллег — представителей других национальностей и убеждений и так далее. Что это значит на практике?
Таким образом, никто не сможет принадлежать к какой-то единственной группе, воюющей с другими за власть.
А выбор власти перестает быть игрой с нулевой суммой и высокими ставками (если выигрывает племя хуту, то проигрывает племя тутси, и наоборот) и становится просто техническим решением.
К примеру, избиратель принадлежит сразу к нескольким группам: «женщины», «предприниматели», «налогоплательщики» и «христиане». В этом году выбор может быть в пользу кандидата, выгодного одним группам, а в следующем году — другим.
Оказывается так, что никто не заинтересован в окончательной победе каких-либо групп, поскольку сам состоит во многих — выигрыш в одном всегда обернется проигрышем в чем-то другом.
Быть может, эта возможность состоять в многообразии групп, иметь множество равноценных идентичностей — одно из самых важных правовых завоеваний в истории. Нельзя сказать, что этот механизм всегда работает идеально (хотя бы в период 1861–65 годов в США работал он, прямо скажем, не очень), однако в целом — работает.
Но что же предписывает «политика идентичности»?
Нечто противоположное.
В теории предполагается, что идентичность является плодом самоопределения, но в политической практике мы видим, что человеку предписывается состоять если не в единственной, то магистральной группе, причем составленной по признакам расы, пола, этничности и тому подобных врожденных качеств.
Вы женщина?
Обязаны бороться за права женщин.
Черный? Навеки в плену у «коллективных черных интересов» (что бы это ни значило).
В противном случае можно заслужить ярлык отступника (вроде «предателя расы» или «женской мизогинии»). Несмотря на декларируемую «прогрессивность», такой подход возвращает политику к первобытным временам, когда над интересами индивида довлели интересы рода, клана и племени.
Нечто противоположное.
В теории предполагается, что идентичность является плодом самоопределения, но в политической практике мы видим, что человеку предписывается состоять если не в единственной, то магистральной группе, причем составленной по признакам расы, пола, этничности и тому подобных врожденных качеств.
Вы женщина?
Обязаны бороться за права женщин.
Черный? Навеки в плену у «коллективных черных интересов» (что бы это ни значило).
В противном случае можно заслужить ярлык отступника (вроде «предателя расы» или «женской мизогинии»). Несмотря на декларируемую «прогрессивность», такой подход возвращает политику к первобытным временам, когда над интересами индивида довлели интересы рода, клана и племени.
Пускай ныне борьба за групповые интересы стала изощреннее: теперь ее можно оформлять в качестве «аффирмативной компенсации» за тут же сконструированную «историческую травму» (дадим преференции внучкам в честь того, что их прапрабабушки были поражены в правах, — ведь очевидно, что внучки не отдельные индивиды, а только продолжение бабушек).
Но суть та же: политика вновь превращается в игру с нулевой суммой, в столкновение групп. И принудительная кластеризация доходит до абсурда: например, заимствование элементов «иной» культуры (скажем, в виде одежды или еды) именуется «культурной апроприацией» и считается покушением на чужую идентичность (как будто культура — это нечто, что можно украсть или присвоить).
Это позволяет политикам-популистам подкупать нужные им группы предвыборными обещаниями — ведь куда удобнее работать с малым количеством дисциплинированных групп, чем с большим количеством независимых индивидов.
Практика раздачи экономических льгот разным группам населения усиливает феномен, так как доступ к благам в этом случае зависит от принадлежности и лояльности индивида к группе. А концепция «мультикультурного», то есть состоящего из обособленных «культур», общества естественным образом ложится сверху.
Но суть та же: политика вновь превращается в игру с нулевой суммой, в столкновение групп. И принудительная кластеризация доходит до абсурда: например, заимствование элементов «иной» культуры (скажем, в виде одежды или еды) именуется «культурной апроприацией» и считается покушением на чужую идентичность (как будто культура — это нечто, что можно украсть или присвоить).
Это позволяет политикам-популистам подкупать нужные им группы предвыборными обещаниями — ведь куда удобнее работать с малым количеством дисциплинированных групп, чем с большим количеством независимых индивидов.
Практика раздачи экономических льгот разным группам населения усиливает феномен, так как доступ к благам в этом случае зависит от принадлежности и лояльности индивида к группе. А концепция «мультикультурного», то есть состоящего из обособленных «культур», общества естественным образом ложится сверху.
Взглянув на статистику, можно заметить, что некоторые меньшинства в США приучили к дисциплине: так, большинство черных отдает голос «своему» кандидату. Но ведь напрашивается очевидный вопрос: а что же будет, если белое большинство, традиционно разделенное по многим «пересекающимся линиям», вдруг тоже захочет поиграть в идентичность?
Не целиком, конечно. Но даже небольшой его части хватит для того, чтобы повлиять на политическую карту.
Похоже, именно это и произошло: белый средний класс массово проголосовал за Трампа. В ситуации, когда политики десятилетиями пляшут ради ублажения интересов кластеризованных меньшинств, американский белый средний класс, видимо, рассудил, что нужно вести себя так же.
Не целиком, конечно. Но даже небольшой его части хватит для того, чтобы повлиять на политическую карту.
Похоже, именно это и произошло: белый средний класс массово проголосовал за Трампа. В ситуации, когда политики десятилетиями пляшут ради ублажения интересов кластеризованных меньшинств, американский белый средний класс, видимо, рассудил, что нужно вести себя так же.
Интересно, что авангардом трампизма в интернете (а Трампа во многом сделал интернет — большинство традиционных СМИ были против него, а траты Трампа на рекламу существенно уступают аналогичным у Клинтон) стало странное новое движение под названием «альтернативные правые».
Почему странное?
Лицом альт-райт является скандальный гей Майло Гианнопулос, прославившийся остроумным хамством и популяризацией меткого термина social justice warriors.
Площадкой альт-райт стал сайт 4chan, а символом — Дональд Трамп в виде… лягушонка Пепе. Общей идеологии у альт-райт еще меньше. Есть разброс, в рамках которого можно обнаружить каждой твари по паре — от палеоконсерваторов до банальных расистов. Но объединяющей чертой альт-райт является примат коллективной идентичности. Нечто вроде «мы, белые и цисгендерные, должны держаться вместе, несмотря на разные взгляды».
Почему странное?
Лицом альт-райт является скандальный гей Майло Гианнопулос, прославившийся остроумным хамством и популяризацией меткого термина social justice warriors.
Площадкой альт-райт стал сайт 4chan, а символом — Дональд Трамп в виде… лягушонка Пепе. Общей идеологии у альт-райт еще меньше. Есть разброс, в рамках которого можно обнаружить каждой твари по паре — от палеоконсерваторов до банальных расистов. Но объединяющей чертой альт-райт является примат коллективной идентичности. Нечто вроде «мы, белые и цисгендерные, должны держаться вместе, несмотря на разные взгляды».
Что же это так напоминает? Неужели ту самую политику идентичности, провозглашающую принцип крепостнического приписывания индивида к группе по врожденному признаку (наличия вагины или количества меланина в кожном покрове)?
И кто как не левые интеллектуалы десятилетиями убеждали людей, что тем не нужно быть индивидами, а нужно объединяться в стада меньшинств на основе цвета кожи, пола и этнической принадлежности?
Разумеется, для американских левых альт-райт являются синонимом всего самого ужасного.
В рамках их представлений условное большинство является привилегированным гегемоном, а следовательно, всякая его мобилизация по умолчанию является агрессией (тогда как для меньшинств — это своего рода форма самозащиты). Но с точки зрения альт-райт все наоборот: именно левые являются гегемоном, а сами альт-райт ведут идейную партизанскую борьбу.
Не ровен час потребуют позитивной дискриминации и прекращения апроприации ковбоев.
Тем более что альт-райт в действительности самое что ни на есть меньшинство.
И кто как не левые интеллектуалы десятилетиями убеждали людей, что тем не нужно быть индивидами, а нужно объединяться в стада меньшинств на основе цвета кожи, пола и этнической принадлежности?
Разумеется, для американских левых альт-райт являются синонимом всего самого ужасного.
В рамках их представлений условное большинство является привилегированным гегемоном, а следовательно, всякая его мобилизация по умолчанию является агрессией (тогда как для меньшинств — это своего рода форма самозащиты). Но с точки зрения альт-райт все наоборот: именно левые являются гегемоном, а сами альт-райт ведут идейную партизанскую борьбу.
Не ровен час потребуют позитивной дискриминации и прекращения апроприации ковбоев.
Тем более что альт-райт в действительности самое что ни на есть меньшинство.
Поэтому лучший способ описать альт-райт — это «отражение культурного марксизма в зеркале».
Даже язык характерный для альт-райт: не более чем инверсия языка и понятийного аппарата левых, где плюсы заменили на минусы и наоборот («белые цисгендерные мужчины» и т. д.). Политика идентичности сконструировала альт-райт задолго до того, как этот феномен начал обрастать реальностью.
Даже язык характерный для альт-райт: не более чем инверсия языка и понятийного аппарата левых, где плюсы заменили на минусы и наоборот («белые цисгендерные мужчины» и т. д.). Политика идентичности сконструировала альт-райт задолго до того, как этот феномен начал обрастать реальностью.
В социологии есть для этого очень подходящий термин — самоисполняющееся пророчество
Нельзя не отметить иронии в том, что левые напоролись ровно на то, за что боролись.
Но в целом нет никаких оснований для радости.
Что привычные левые, что новоиспеченный фан-клуб Трампа-Пепе с форчана — порождения политики идентичности, равноудаленные от классического либерализма, ставящего во главе угла индивида с его правами и свободами, а вовсе не группы с политической торговлей за коллективные блага. Все это — очередной шаг в сторону «нового трайбализма».
Но в целом нет никаких оснований для радости.
Что привычные левые, что новоиспеченный фан-клуб Трампа-Пепе с форчана — порождения политики идентичности, равноудаленные от классического либерализма, ставящего во главе угла индивида с его правами и свободами, а вовсе не группы с политической торговлей за коллективные блага. Все это — очередной шаг в сторону «нового трайбализма».
Дональд Трамп в своей победной речи первым делом сказал, что он президент всех американцев, а проигравшая Клинтон — пожелала ему стать именно таковым.
Но за пределами кабинетов американская политика все более начинает походить на игру с нулевой суммой.
Более активные представители группы поддержки Клинтон выходят на улицы и жгут американские флаги, менее активные — пребывают в глубоком трауре. Впечатление такое, будто проиграли они не выборы, которые можно переиграть через четыре года, а некую вселенскую битву добра из зла, после которой наступает классическое «горе побежденным». Будто, как в той Руанде, проигравшую сторону ждет поголовное физическое истребление. Что, разумеется, не так. Но сами подобные настроения, свидетельствующие о глубокой поляризации общества, — дурной знак.
==============================
И, наконец, есть такая штука, как «пересекающиеся линии разделения социума» (cross-cutting cleavages — трудно-переводимый на русский социологический термин), без которой нынче вообще никуда.
Суть в том, что люди, как правило, принимают участие в целом спектре ассоциаций — этнических, религиозных, профессиональных, политических.
Если границы этих групп пересекаются, то человек будет взаимодействовать с одной группой людей в роли соплеменников, с другой — в качестве коллег, с третьей — как с собратьями по вере.
При этом среди соплеменников он будет встречать иноверцев, среди коллег — представителей других национальностей и убеждений и так далее. Благодаря такой чересполосице современные общества не распадаются на враждующие банды.
https://reed.media/alt-right-trump/
Но за пределами кабинетов американская политика все более начинает походить на игру с нулевой суммой.
Более активные представители группы поддержки Клинтон выходят на улицы и жгут американские флаги, менее активные — пребывают в глубоком трауре. Впечатление такое, будто проиграли они не выборы, которые можно переиграть через четыре года, а некую вселенскую битву добра из зла, после которой наступает классическое «горе побежденным». Будто, как в той Руанде, проигравшую сторону ждет поголовное физическое истребление. Что, разумеется, не так. Но сами подобные настроения, свидетельствующие о глубокой поляризации общества, — дурной знак.
==============================
И, наконец, есть такая штука, как «пересекающиеся линии разделения социума» (cross-cutting cleavages — трудно-переводимый на русский социологический термин), без которой нынче вообще никуда.
Суть в том, что люди, как правило, принимают участие в целом спектре ассоциаций — этнических, религиозных, профессиональных, политических.
Если границы этих групп пересекаются, то человек будет взаимодействовать с одной группой людей в роли соплеменников, с другой — в качестве коллег, с третьей — как с собратьями по вере.
При этом среди соплеменников он будет встречать иноверцев, среди коллег — представителей других национальностей и убеждений и так далее. Благодаря такой чересполосице современные общества не распадаются на враждующие банды.
https://reed.media/alt-right-trump/
