marss2 | Патриотизм и немножко нервно (Reply)

.....дефицит мужского начала в культуре.
Еще Иван Солоневич отмечал интересный парадокс: притом, что русская история представляет собой настоящий кладезь персонажей «джек-лондоновского» типа (колонизаторы, покорители севера, благородные авантюристы, самоотверженные изобретатели), русская литература отдает явное предпочтение персонажам чеховского типа.
Эта феминизация и дегероизация русской культуры буквально выталкивает из поля ее притяжения пассионарную молодежь (включая ее женскую часть).
Тенденция обозначилась еще в «классический» период, но достигла апогея в массовой культуре эпохи «застоя», которая, кстати, продолжает, за неимением лучшего, задавать тон в социализации подрастающих поколений.

Гипертрофированная реакция на азбучные формулы – верный признак социального невроза. Услышав, что Волга впадает в Каспийское море, мы начинаем рассуждать о геополитике Каспийского региона, рассказываем о своих проблемах в ответ на «how do you do», срываемся на язвительные эскапады, услышав от президента, что патриотизм – объединяющая идея.

«Прибежище негодяя» , грязные подъезды , разжигание ядерной войны – весь арсенал диссидентских штампов пошел в ход по такому, казалось бы, проходному случаю. Как обычно, все это очень беспомощно как аргументы, но очень красноречиво как симптомы. В данном случае – симптомы так называемой негативной идентичности, когда осознание принадлежности к сообществу сопровождается неприятными переживаниями и, как следствие, стремлением по возможности дистанцироваться от него.

К сожалению, в России это явление далеко не новое. Вот что Пушкин пишет о времени Наполеоновских войн: «Тогдашние умники превозносили Наполеона с фанатическим подобострастием и шутили над нашими неудачами». Через сто лет, во время русско-японской войны, петербургские и московские умники (Блок называл их «подонками общества») пили за здоровье микадо. Еще через сто с лишним лет значительная часть российского образованного класса активно и эмоционально осваивает антироссийскую традицию «украинства» в связи с событиями в Киеве, Крыму, на Донбассе. Это не идиотизм (в античном смысле – в смысле оторванности от общества), это именно социальная модель – воспроизводящаяся в поколениях традиция самоненависти и самоедства.

Самое неприятное, что со временем она начинает действовать по принципу самосбывающегося прогноза. Преобладание негативных стереотипов самовосприятия – причем теперь уже не только среди псевдоэлитариев, а на самом что ни на есть массовом уровне («в этой стране всегда так было и так будет», «русские – вечно страдающий народ, вечно отстающий народ» – это массовые стереотипы) – по сути, ключевой социально-психологический барьер на пути развития страны.

Иными словами, в корне неверно думать, что у нас «грязные подъезды», и за это «умники» нас не любят. Все строго наоборот: «грязные подъезды» тут водятся ровно потому, что целые поколения соотечественников воспитаны такими вот «умниками».

Мне всегда казалось, что это чисто русская проблема, но, видимо, нет. Вот что пишет Мишле в 1846 г. о французских «властителях дум» и создаваемом ими образе нации: «эта своеобразная мания очернять самих себя, выставлять напоказ свои раны, искать поводы для стыда может быть смертельной в длительной перспективе». Что касается Европы, добавляет Мишле, «если мы объявляем себя заслуживающими презрения, то она вполне может нам поверить».

В общем, привет от Мишле чуть утешает, но не слишком. Даже если наша болезнь не беспрецедентна, она не перестает быть болезнью, причем в очень тяжелой форме.

К чему я это говорю? К тому что «патриотическое воспитание», которое после всех полученных сигналов сверху бюрократический разум возьмется насаждать со всей своей тяжеловесной прямолинейностью, в нашем обществе является задачей очень непростой и нелинейной.

Это задача не из области агитации и пропаганды, а скорее из области коррекционной педагогики.

Эффект негативной идентичности, о котором говорилось выше, складывается из многих составляющих.
Помимо «самоедских» стереотипов, это не снятый конфликт исторических эпох, каждая из которых утверждалась в противовес предыдущей, аморфность символического ряда и повседневных ритуалов (начиная от невнятного праздничного календаря и заканчивая конвенциями обращения к незнакомцам – биологическое «мужчина» / «женщина» вместо социального «сударь» / «сударыня»), разрыв между государственным и национальным патриотизмом (как следствие, в том числе, советского наследия дерусификации ).
В этом же ряду можно, пожалуй, упомянуть дефицит мужского начала в культуре.
Еще Иван Солоневич отмечал интересный парадокс: притом, что русская история представляет собой настоящий кладезь персонажей «джек-лондоновского» типа (колонизаторы, покорители севера, благородные авантюристы, самоотверженные изобретатели), русская литература отдает явное предпочтение персонажам чеховского типа.
Эта феминизация и дегероизация русской культуры буквально выталкивает из поля ее притяжения пассионарную молодежь (включая ее женскую часть).
Тенденция обозначилась еще в «классический» период, но достигла апогея в массовой культуре эпохи «застоя», которая, кстати, продолжает, за неимением лучшего, задавать тон в социализации подрастающих поколений.

Можно ли устранить подобные деформации посредством продуманной системы патриотического воспитания (я предпочел бы сказать вслед за Фихте – национального воспитания) общества?
Безусловно.
Но, увы, их можно и усугубить.
В частности, многие из них являются – по крайней мере, отчасти – следствием предыдущих попыток «заняться патриотизмом».
Действуя «по накатанной», мы рискуем закрепить достигнутые неудачи.

«По накатанной» – значит через засилье «фасадных ценностей». Но у нас и без того дистанция между «фасадами» и практиками начинает превращаться в пропасть.

«По накатанной» – значит через очередной этап конструирования «новой исторической общности» наднационального толка. Как и в прошлый раз, новую не создадим, зато старую утилизируем и разделим по региональным «квартирам».

«По накатанной» – значит через политкорректно-попсовую модель «спортивного патриотизма». Но она не приводит к самоощущению нации как единой команды. Она приводит к ее разделению на две категории, одна из которых по определению не играет за страну. Это болельщики. А другая – по факту за нее не болеет. Это игроки.

И это, увы, куда больше, чем метафора современного отечественного футбола. Это метафора современной отечественной истории, в верхних слоях которой – хроническое предательство «элит», а в нижних – хроническое неверие в собственные силы, синдром выученной беспомощности.

Кстати, эти две категории граждан определенно нуждаются в разного типа коррекционных мероприятиях. «Игрокам» необходимы программы воспитания лояльности.
А «болельщикам» – программы воспитания субъектности.

В этой связи, главной задачей массового патриотического воспитания должно было бы стать воспитание навыков солидарности и самоорганизации, а не самодовлеющая индоктринация масс
. Проблема в том, что в этом деле очень велик соблазн начать именно с нее – и ею закончить. Индоктринация такого рода будет поверхностной и невротической. В более органичном варианте она должна служить побочным эффектомобъединяющих социальных ритуалов и практик.
Кстати, на этом принципе основаны успешные модели патриотического / военно-патриотического воспитания, известные по опыту США и Израиля. И об этом, несмотря на весь свой идеализм, говорил «классик жанра» – все тот же Иоганн Готлиб Фихте, для которого цель национального воспитания состояла не в том, чтобы вбить в голову «воспитуемому» определенные идеи, а в том, чтобы привить ему определенный образ себя, определенный личностный тип, для которого национальная идентичность будет естественной формой самоуважения.

Судя по опыту тех же немцев, эта методика дает свои плоды.
Благодаря фихтеанской системе национального воспитания они глубоко реформировали свое самовосприятие и свою репутацию (в начале XIX века, на уровне стереотипов, это «парящие над миром» романтики, в конце века – «владеющие миром» инженеры).

Впрочем, тогда же обнаружились и побочные эффекты методики, емко обозначенные императором Францем II в связи с восстанием верных ему тирольцев: «Сегодня они стали патриотами ради меня, а завтра будут патриотами против меня».

Патриотизм для власти – действительно обоюдоострое оружие.
Не хотелось бы, чтобы это звучало как предостережение.
В конце концов, все настоящее по-своему опасно.
Зато ненастоящее иногда смертельно.
И уж точно – смертельно скучно.

https://um.plus/2016/02/11/patriotizm-i-nemnozhko-nervno/