Одного только я не могу простить системе образования

[marss2]

Опыт животного ужаса мне подарила учительница немецкого языка Галина Семеновна.
И это был не минутный испуг – она была похожа на Галину Волчек – это был ужас, который длился два с половиной года.
Хорошим был только тот день, в который не было урока немецкого.
И это был единственный день в неделю.
Но даже он был омрачен тем, что немецкий был на следующий день.
Сдвоенный урок.

Галина Семеновна умела точно выбирать твои личные изъяны и давить на них прилюдно, отчаянно и до конца.
Изъян был очевидный – ты идиот.
Ты идиот и бездарь.
Ты идиот, бездарь и ленивая скотина.
О!
Она часами могла рассуждать о том, что из меня не получится даже дворника.
Даже помощника дворника.
Да и просто человека уже не получится.
Я уникален потому что стал деградировать в рамках вида и превращаюсь обратно в обезьяну.
И сопли подбери! Если ты болен, бери академический отпуск, ложись в больницу, оставайся на второй год! Ты не знаешь, что такое академический отпуск? И никогда не узнаешь, потому что ты никогда не будешь иметь отношения к системе образования!

А потом нашу группу из десяти человек перевели к другой учительнице, и выяснилось, что я понимаю немецкий язык. Владею некоторым словарным запасом, знаю структуру и даже в пассивном залоге легко составляю предложение с плюсквамперфектом.

Как-то этого добилась Галина Семеновна. До сих пор считаю, что моей заслуги в том нет. Честно говоря, первые заработанные переводами с немецкого деньги, нужно было отдать Галине Семеновне.

Школа это, конечно, инструмент насилия и подавления. Просто потому что это свойство любой организованной системы – насиловать и подавлять. Сама-то школа может быть хорошей. Мы же все учились в хороших школах, с прекрасными учителями и талантливыми одноклассниками.

Иногда кто-то находит в себе силы сохранить на этом фоне щенячью резвость. Но это, скорее, когда свойства натуры оказываются сильнее свойств системы.

У нас в классе был Тончик. Все одиннадцать лет он стоял последним на физкультурной линейке потому что был ниже всех, даже ниже всех девочек.
При этом Тончик был одновременно жалким и яростным. Он неплохо соображал в точных науках, а социализировался посредством своей дикости в гневе – мог пнуть с разбегу кого-нибудь по яйцам или вцепиться зубами в лицо.
Тончик мог принести на урок смесь анальгина и гидроперита, отравить этим дымом трех одноклассниц, уехать в следственный изолятор для несовершеннолетних, а выйдя оттуда давать интервью Эху Москвы, которое состояло из одного слова - «ачотакова»?

Однажды мы с Тончиком разговорились до откровений:
- Тончик, я думал, что ты полный урод.
- Все так думают. Я тоже думаю, что все полные уроды. Особенно ты.

Это была настоящая дружеская беседа.

Свобода не бывает тайной, внутренней и не характеризуется притяжательными местоимениями.
Свобода это эфир, который некоторые ловят, а некоторые умирают в пятнадцать, хотя дышат до восьмидесяти.

Судьба человечества – болтаться между Галиной Семеновной и Тончиком.
Искать свое место и завидовать тем, кто на обоих берегах.

Одного только я не могу простить системе образования – отсутствия дверей и перегородок в школьном сортире.
В День знаний желаю всем бывшим и настоящим федеральным и региональным министрам образования
всю жизнь затравленно срать в толпе курящих старшеклассников.

https://www.facebook.com/mitya.samoylov/posts/10153970836052861