Голливуд при Маккартизме: Надзиратели, жертвы, попутчики часть 11

[marss2]

• • •

6 марта 1951 года открылся суд над супругами Розенберг, обвиненными в ядерном шпионаже: 5 апреля их приговорят, а 19 июня 1953 года казнят. На этом многозначительно зловещем фоне 8 марта 1951 года возобновились слушания HUAC. Они растянулись на два года, но вся их драматургия сконцентрирована в допросах первых двух месяцев. Каждый их эпизод, своеобразно и непредсказуемо трагичный, повторился — и не раз — как «ремейк» с другими «актерами», поскольку именно тогда репрессии обрели необратимо массовый характер, сложились архетипы сопротивления и предательства.

Не ответив на вопрос о членстве в КП, человек терял работу. Если отвечал утвердительно, от него требовали назвать имена других коммунистов: с кем-то же он состоял в одной ячейке. Джон Уэйн отчеканил свое понимание деятельного покаяния: «имена, явки». За отказом тоже следовало увольнение, но и согласие не гарантировало индульгенцию. Склоняя к доносительству, HUAC утверждала, что и так знает все имена: неочевидная истина. Очевидно, что она не добывала информацию, а морально ломала людей: это была не «новая» — вполне первозданная инквизиция.

21 марта 43-летний Ховард Да Сильва («Потерянный уик-энд», «Великий Гэтсби», «Они живут по ночам») первым сослался на Пятую поправку. Изгнанный из Голливуда, он вернулся в театр. Его примеру последовали в апреле Энн Ревир («Оскар» за роль второго плана в «Национальном бархате», 1945; номинации за «Песню Бернадетт», 1943; «Джентльменское соглашение», 1947), Карновски, Полонски, в июне — Джозеф Бромберг и Ута Хаген.

10 апреля 36-летний Ларри Паркс (номинация на «Оскар» за главную роль в «Истории Джолсона», 1946) не отрицал, что состоял в КП в 1941–1945 годах, но в слезах умолял: «Я не хотел бы, если вы только позволите, называть другие имена. Не ставьте меня перед выбором: перечить вам и отправиться в тюрьму или ощутить, какая это грязь — быть доносчиком. Что я завещаю своим детям?» Через два дня на закрытом допросе из него выжали двенадцать имен, о чем, вопреки обещанию, сообщили газеты. Уэйн полагал, что этого достаточно для реабилитации Паркса, но на собрании Кинолиги хорошо темперированную истерику разыграла Хедда Хоппер: «Что значит карьера Паркса по сравнению с жизнями наших ребят, которые сражаются и умирают в Корее?» Атмосферу того собрания вполне характеризует спич журналиста Виктора Ризеля, призвавшего президента к превентивной атомной бомбардировке России и Китая. Паркс остался изгоем: до смерти в 1975 году он сыграл три эпизодические роли.

Они его распяли. Представьте себе ничего не смыслящего в политике чужого, инопланетянина с Юпитера. Попав на Землю, он встречает Ларри Паркса. Узнав, что Паркс — коммунист, он возжелает быть коммунистом. Вот какой это был парень (Сэмюэл Фуллер).

38-летний Джон Гарфилд сыграл несколько громких главных ролей («Почтальон всегда звонит дважды», 1946; «Тело и душа», 1947; «Сила зла», 1948), дважды номинировался на «Оскар». Уличный мальчишка, воспитанник Страсберга, «пролетарская звезда», «Габен из Бронкса» имел все шансы стать актером-мифом под стать Богарту. Но 23 апреля предстал перед HUAC.

Они раскопали, что в семнадцать лет он присутствовал на комсомольском собрании, и угрожали за это пятью годами тюрьмы. <…> Они хотели сломать его. У них не получилось, но Джон от этого умер. Мне рассказывали, что он жил, ощущая эту угрозу, перестал спать, ну, и пил, был встревожен, издерган. Он еще раз должен был предстать перед Комиссией, чтобы защититься, и тем самым утром, когда собирался сесть на вашингтонский поезд, не выдержал (Джон Берри).

Гарфилд умер 21 мая 1952 года, не успев опубликовать покаянную статью, ценой которой надеялся заслужить возвращение в кино.

«Нам нужна только правда, как мы ее понимаем». Карикатура Херблока (Герберта Блока) в газете St. Louis Post-Dispatch, 1950

41-летний Марк Лоуренс (сто двадцать ролей) признался, что вступить в КП его соблазнил Лайонел Стэндер, уверявший, что к партийцам бабы так и липнут. Вскоре Лоуренс бежал в Италию. Донос на четырнадцать коллег не спас его от «списка», но страшнее был гнев Стэндера, «красного сукиного сына» (Гарри Кон), 43-летнего характерного актера, луженой глотки, матерого профсоюзника, мастера рукопашных и юридических схваток.

Стэндер подал на Лоуренса в суд, требуя 500-тысячной компенсации, а представ перед HUACв мае 1953 года, доказал, что Лоуренс давал показания, едва выписавшись из психиатрической клиники, и учинил HUAC разнос за использование душевнобольных стукачей. Но HUAC обнаружила, что в «Нет времени для женитьбы» Гарри Лачмана (1938) герой Стэндера, ожидая лифт, насвистел пару нот «Интернационала». Отныне ему пришлось подрабатывать в массовке, тамадой на корпоративах, он открыл в себе талант брокера. На сцену («Святая Иоанна скотобоен» Брехта) и экран («Незабвенная», 1965) его вернул Тони Ричардсон.

Имена бывших соратников назвал и Стерлинг Хейден, 35-летняя звезда «Асфальтовых джунглей» (1950).

Если вам хочется найти для кого-нибудь смягчающие обстоятельства, сделайте это для него, поскольку он очень рисковал. На войне он был парашютистом, и его забросили в Югославию. Там он встретился с капитаном-коммунистом, который очень повлиял на него. Так Хейден стал членом партии, а потом разочаровался. Он пришел в ФБР, чтобы покаяться и сообщить, что знал. Когда он увидел последствия того, что натворил, он захотел дать обратный ход. Он встал перед Комиссией с плакатом, призывавшим молчать: «Не говорите ничего этим подлецам» (Джон Берри).

Он практически забросил кино и слыл забубенным алкоголиком, любимым занятием которого было бить морду режиссерам и продюсерам. На самом деле эта падшая звезда была абсолютным анархистом, одним из «небесных бродяг», дорогих сердцу Джека Керуака и beat generation. Он прожил несколько лет в Париже, строжайше инкогнито, на руинах баржи, причаленной около Нового моста. Когда одной грозовой ночью она затонула, он первым же самолетом улетел в Нью-Йорк, оставив речную администрацию разбираться с проблемой (Ив Буассе).

Шок весенних слушаний — явление 25 апреля Дмитрика. Выйдя из тюрьмы в ноябре, в январе он обратился в Комитет по реабилитации Кинолиги: Рейган и Брюэр свели его с ФБР. Под личным контролем Гувера Дмитрик, согласный сначала лишь снять подозрения с тех, кто не состоял в КП, быстро дошел до нужной кондиции. Унижаясь и каясь, он назвал 26 имен: и осужденных по делу «десятки», которые, да, вынуждали его включать в фильмы красную пропаганду, и еще не запятнанных, включая Дассена, еще в 1939 году вышедшего из КП и заботившегося о детях Дмитрика во время его заключения.

А что ему оставалось делать? Укрыться в цветущем саду? Продавать телевизоры? Пойти в официанты и разносить кофе, стать парикмахером, как это сделали бы другие на его месте? Потребность в работе может быть сильнее физической потребности в еде. Творческий голод не убивает — он делает человека завистливым и вынуждает к тщете существования в вечной разлуке с самим собой (Херберт Биберман).

Los Angeles Times назвала Дмитрика «лучшим свидетелем», Hollywood Reporter кричал: «Дмитрик раскрыл гигантский заговор с целью контроля над кино и профсоюзами».

Еще вчера либералы и магнаты повторяли как заклинание: коммунистов мало, очень мало, нет резонов для массовых репрессий. Теперь они узнали, что в Голливуде зрел не простой, а гигантский заговор. HUAC выдала себе карт-бланш на погром.

• • •

«Десятку» страна не знала в лицо. Другое дело — Паркс, Да Сильва, Гарфилд, Хейден. HUACвпервые вертела судьбами звезд: ей это понравилось. Ни с чем не сравнимое, садистское наслаждение: глумиться над богатыми, красивыми, знаменитыми. В кои-то веки ограниченные, во всех отношениях неприятные провинциалы ощутили себя звездами ярче, чем обладатели «Оскаров».

Логика общества зрелищ совпала с логикой репрессий и сыграла в их массовости роковую роль. Благодаря телевидению, впервые транслировавшему слушания по одному из шпионских дел еще в 1948 году, за работой HUAC теперь следила вся страна. Дело «десятки», транслировавшееся по радио и снятое для кинохроники, было «просто фильмом». Теперь слушания превратились в «мыльную оперу» с ошеломительным кастингом: для большого шоу нужны не просто большие звезды, а много больших звезд.

HUAC допрашивает Риту Хэйворт: в середине 1940-х годов жена Уэллса была слишком активна в Комитете Спящей лагуны, созданном в защиту 19 юных мексиканцев, обвиненных в убийстве.

HUAC вызывает трижды номинированную на «Оскар» Оливию де Хэвилленд: пресса, несмотря на ее известный консерватизм, назвала ее «розовой морской свинкой».

HUAC обвиняет Хосе Феррера: он только что получил «Оскар» за заглавную роль в «Сирано де Бержераке» (1950).

HUAC желает видеть Рекса Стаута: «Ниро Вульф» повестку игнорирует.

Паранойя? Пиар? Хуже: паранойя, умноженная на жажду пиара.

В театре «списков» не было потому, что Америка театральных актеров не знает — суд над ними не получит такого резонанса, как над кинозвездами.

Укрываясь от агентов HUAC, гонявшихся за ними с повестками, ушли в подполье актрисы Карен Морли («Лицо со шрамом», «Ужин в восемь», «Хлеб наш насущный») и Джорджия Бакус («Гражданин Кейн»), режиссер Берри, сценаристы Хьюго Батлер, Леонардо Берковичи, Фредерик Ринальдо, Луис Соломон, Майкл Юрис, Эдвард Хьюбш. Они загубили свои карьеры, но по меньшей мере лишили HUAC удовольствия унизить их.

Кто-то пытался сыграть на тщеславии HUAC.

Рыжая головка актрисы Люсиль Болл в 1930-х годах красовалась на пачках Chesterfield, к началу 1950-х она выросла в крупного телепродюсера и, по данным HUAC, не менее крупного партаппаратчика. В 1936 и 1938 годах регистрировалась как выборщик КП. Собирала средства для кандидата в президенты от КП Эмиля Фрида, в 1949 году осужденного на десять месяцев за организацию забастовок в Голливуде. В 1936 году вошла в состав «Калифорнийского обкома», а в ее доме, по информации стукачки Рены Валь, работала «школа молодого коммуниста».

Однако шоу Болл назвал своей любимой передачей Гувер. На закрытом слушании 4 сентября 1953 года она невозмутимо показала, что, «насколько знает», никогда не состояла в КП, а в «обком» ее могли ввести «без ее ведома». Что касается выборов, то и она, и ее сестра, и ее мать хотели сделать приятное дедушке, старому социалисту. HUAC сделала вид, что поверила Болл.

Пит Сигер в 1955 году предложил спеть вместо ответов на вопросы: его песни пришлисьHUAC не по душе. Зато она не могла не любить Зиро Мостела, «самого смешного из ныне живущих американцев» (Life, 1943). Слушания 14 октября 1955 года стартовали, как вечеринка. Мостел назвал местом своей работы студию 19th Century Fox, а услышав вопрос о членстве в КП, выпучил глаза, привстал и прицелился пальцем в следователя: «Нет, ви слышали, что он за меня сказал? Он назвал меня коммунистом! Нет, ви слышали? Я — коммунист? Таки выгоните этого человека!»

От души посмеявшись, HUAC не ослабила хватку. Мостел очень не хотел ссылаться на Пятую поправку, но после десятиминутного раздумья обрек себя на «черный список». За годы вне Голливуда он сыграл Улисса в спектакле по Джойсу и лучшего в истории Тевье-молочника(«Скрипач на крыше»). Мы знаем его как упоительного жулика Макса Бялостока («Продюсеры» Мела Брукса, 1968).

Джуди Холлидей, обладавшая IQ 172, притворилась перед подкомитетом Сената по внутренней безопасности — еще одним карательным органом, созданным в декабре 1951 года, — безмозглой блондинкой Билли Даун («Рожденная вчера»). Адвокаты — она была едва ли ни единственным человеком, которому Гарри Кон, страшась бойкота еще не вышедших фильмов, помогал в открытую, — доказывали, что актрису перепутали с Билли Холидей. Путаница? Правдоподобно. Вал ошибок означает, что репрессии вышли из-подконтроля, а ошибки случались все чаще. Актер Эдвард Биннс два года доказывал, что его перепутали с тезкой-коммунистом. Француженка Флоранс Марли, новенькая в Голливуде, честно развлекала GI в Корее, но ее депортировали, спутав с Анной Марли, автором «Песни партизан». Марту Скотт («Часы отчаяния») на пять лет изгнали с телевидения, перепутав с Хэйзел Скотт, великой джазовой певицей, первой негритянкой, ведущей собственного — быстро закрытого — телешоу. Карьера сценариста Луиса Поллока рухнула, когда Легион перепутал его с тезкой-портным.

Исключительно повезло Бетси Блэр. Ее муж Джин Келли, воплощение самого духа мюзикла, без которого MGM не могла обойтись никак, угрожал разорвать контракт, если Блэр не вычеркнут из «списков». От самого Келли отвел подозрения всемогущий Брюэр. Блэр сыграла знаменитую роль в «Марти» (1955). Но, по ее словам, атмосфера страха разрушила ее брак, и она удалилась в Европу, где работала с Антониони и Бардемом.

Зрители на заседании Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, 1947

http://seance.ru/blog/krasnaya-kniga-gollivud-pri-makkartizme-nadzirateli-zhertvy-poputchiki/